Воображаю, какая прелесть теперь у нас на Руси — реки разлились, оживает все… Нет лучше страны, чем Россия! Только в России может быть настоящий пейзажист. И. Левитан

В пантеоне русской живописи имя Исаака Левитана навсегда закреплено, как «первооткрыватель русской природы». Он любил ее, бредил ей. Конечно, можно возразить, приводя в пример не менее великих: Шишкина, Поленова, Саврасова, Куинджи, главные полотна которых известны каждому школьнику и ассоциируются они именно с русской природой. Несомненно все эти великие русские пейзажисты любили природу не меньше Левитана. Но слава безумца, влюбленного до одурения во всё то, что «Русью пахнет» несомненно за Исааком Ильичем Левитаном.

isaak-levitan-v-masterskoj
Исаак Левитан в мастерской, уступленной ему меценатом Морозовым

Левитан учился у лучших мастеров своего времени: Петрова, Поленова, и Саврасова, был самым способным, самым талантливым. Вскоре их любимец переплюнет своих учителей. С совершенно иного ракурса он откроет для всего мира величие и красоту русских пейзажей — в скромности русской глубинки, в деревенских мотивах, в бесконечно прекрасных русских просторах. «Его чуткое сердце и зоркий глаз, — как писал его друг Михаил Нестеров, показали столько дивных откровений, столько незамеченных никем до него в природе»…

Долгое время считалось, что в России нет природы, способной вызвать восхищение и стать темой для серьезного произведения. Вместо природы была лишь серая, безликая масса, тоскливая и бесконечная, как горе людское. И всю эту серость и безликость, русскую бедноту художники сознательно старались избегать. На западный манер, прибегая к эффектам создавались «успешные» картины, больше похожие на копии итальянских и французcких картин. Успешные, но не шедевры. Левитан же осознанно игнорировал эффекты, останавливая время обнажал действительность. И самое родное и близкое оказалось в самом простом.

tihaia-obitel-levitan
Тихая обитель, 1890
  • Аннотация к картине: Одним из величайших шедевров Левитана стала созданная вскоре после возвращения из первой заграничной поездки картина «Тихая обитель». Сохранились свидетельства о том, что после ее появления на передвижной выставке 1891 года имя Левитана было «на устах всей интеллигентной Москвы». Люди приходили на выставку только для того, чтобы еще раз увидеть картину, говорившую что-то очень важное их сердцам, и благодарили художника за «блаженное настроение, сладкое душевное спокойствие, которое вызывал этот тихий уголок земли русской, изолированный от всего мира и всех лицемерных наших дел».

Известный всему мировому сообществу искусствовед Александр Бенуа, книга которого была запрещена большевиками после 1917 года, особенно подчеркивал неоценимый вклад художника еврейского происхождения в русскую живопись. Скандально известные статьи Бенуа, в которых он предельно жестко, не стесняясь определений разбирал творчество самых великих русских художников имели большой успех у русской интеллигенции. Одна из самых любопытных статей была именно о Левитане. Говоря современным языком, Бенуа, доселе безжалостный на критику и скупой на комплименты, поплыл, захлебнулся в чувствах:

«Самым замечательным и драгоценным среди русских художников, внесших в черствый реализм живительный дух поэзии, является безвременно умерший Левитан. В первый раз Левитан обратил на себя внимание на Передвижной выставке 1891 года. Он выставлялся и раньше, и даже несколько лет, но тогда не отличался от других наших пейзажистов, от их общей, серой и вялой массы.

Появление «Тихой обители» произвело, наоборот, удивительно яркое впечатление. Казалось, точно сняли ставни с окон, точно раскрыли их настежь, и струя свежего, душистого воздуха хлынула в спертое выставочное зало, где так гадко пахло от чрезмерного количества тулупов и смазных сапог.

… Сразу стало ясно еще и то, что здесь не «случайно удавшийся этюдик», но картина мастера и что отныне этот мастер должен быть одним из первых среди всех.

… Повседневные, почти убогие жалкие темы; большая дорога, лесок, весна, талый снег — разве не писалось все это и до него, не будет ли писаться до бесконечности, до полного пресыщения? Мало ли у нас было правдивых художников за последние 20 лет, мало ли непосредственных этюдов? Однако расстояние между Левитаном и другими огромное — целая незаполнимая пропасть. Левитан — истина, то, что именно нужно, то, что именно любишь, то, что дороже всего на свете. Все другие только подделывались под истину или оставались в пределах дилетантизма, любительства. И другие так же любили русскую природу, как Левитан ее любил…

Картины Левитана не виды местностей, не справочные документы, но сама русская природа с ее неизъяснимо тонким очарованием, тихая, скромная, милая русская природа.

…Где те художники, которые сразу, одним общим видом своих картин заставляли бы перечувствовать подобные, охватившие их среди природы, настроения? Во всей истории искусства их было очень немного, и Левитан стоит в ряду этих немногих одним из самых первых — настоящий поэт Божьей милостью. Безвременная смерть этого большого художника — незаменимая потеря для русского искусства…»

svezhij-veter-volga-1895
Свежий ветер. Волга, 1895
  • Аннотация к картине: Одна из самых ярких и праздничных картин Левитана далась ему нелегко, и была закончена после долгих и упорных трудов. Зато ни одна другая картина, кроме, возможно, репинских бурлаков, не дает такой точной и выразительной характеристики Волги.

***

По иронии судьбы, словно в насмешку над всеми националистами, тайна русской природы открылась бедному еврейскому юноше, на котором до конца жизни стояло клеймо его происхождения.

«Талантливый еврейский мальчик раздражал иных преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа. Это было дело коренных русских художников», — писал Константин Паустовский.

Творческий путь художника длился всего около двадцати лет, но за эти годы он создал больше, чем все остальные пейзажисты России вместе взятые. Левитан умер в 1900 году, став последней ярчайшей фигурой золотого века русской культуры, словно подытожив искания лучших русских умов того времени.

Биография жизни художника одна из самых насыщенных и интересных. Невольно удивляешься, насколько слепы режиссеры — здесь есть все, для того, чтобы кино получило самые высокие рейтинги: еврейское происхождение, презрение преподавателей, глубокая нищета и голод, юродивый и не такой как все мальчишка, блуждающий с утра до ночи по лесам и полям в полном одиночестве, ранняя смерть родителей, череда лишений, скитания, унижения, и снова нищета, исключение из училища за неуплату, дикое желание выжить без еды и крова, неустанный труд, невероятно крепкая, заслуживающая восхищения дружба с А. Чеховым, несостоявшаяся дуэль из-за Чеховского рассказа «Попрыгунья», попытка самоубийства, дружба с внуком богатейшего купца и мецената Саввы Морозова Сергеем, знакомство с коллекционером П. Третьяковым, по уши влюбленного в творчество художника, Левитан в образе Христа на картине Поленова, мировое признание, путешествия по России, по миру, выставки, звания, награды, безудержная страсть и влюбчивость, депрессия, мучительная болезнь… и последняя воля умирающего — «уничтожить, сжечь все письма от друзей, родных, женщин». И конечно же потрясение, общее горе — слишком ранняя смерть одного из самых любимых художников русской и мировой интеллигенции. Вот он — готовый сценарий кино, соответствующий национальным интересам. Министерство Культуры и департамент кинематографии — ау?

vecher-zolotoj-ples-1889
Вечер. Золотой Плес, 1889
  • Аннотация к картине: Плес — маленький заштатный городок на берегу Волги, где Левитан работал на протяжении трех лет (1888-1890). Здесь Левитан впервые нашел те мотивы и сюжеты, которые впоследствии увековечили его имя, а, заодно, и имя Плеса. Золотой Плес — один из шедевров, созданных Левитаном в это время. Часть белого каменного дома с красной крышей некоторое время снимал Левитан. В наши дни в этом доме расположен Плесский государственный художественный музей-заповедник.

Левитан в воспоминаниях современников

Биография Левитана была бы не такой целостной и насыщенной, если бы не воспоминания его современников. Читая их, образ художника оживает.

Михаил Нестеров

После смерти родителей Левитан фактически жил в нищете, ему часто негде было ночевать, и тогда он спал в училище. Художник Михаил Нестеров вспоминал об этом периоде в жизни Левитана:

«Я узнал Левитана юношей, каким тогда уже был и сам. На редкость изящный, элегантный мальчик-еврей, смахивал на мальчиков итальянцев… Молодой Левитан обращал на себя внимание и тем, что тогда уже слыл в школе за талант.

Одетый донельзя просто, в некой клетчатый ношеный пиджак, коротенькие штанишки, он терпеливо ожидал, как скоро наиболее удачливые товарищи, насытясь у «Моисеича» расходились по классам; тогда уже и Левитан застенчиво подходил к «Моисеичу», дабы попросить добродушного старого человека подождать старый долг (копеек 30) и выдать ему снова пеклеванник с колбасой и стакан молока. На тот момент это был его обед и ужин».

Игорь Грабарь

«Уже с ранних лет Левитан был чувствителен к природе. «Левитан любил русскую природу фанатически, почти исступленно».

Константин Коровин

isaak-levitan-i-sergej-korovin-1879
Исаак Левитан и Сергей Коровин — брат К. Коровина,1879

«Под Москвой, в Сокольниках, шла дорога, колеи в снегу заворачивали в лес. Потухала зимняя заря, и солнце розовым цветом клало яркие пятна на стволы больших сосен, бросая глубоко в лес синие тени.

— Смотри, — сказал Левитан.

Мы остановились. Посинели снега, и последние лучи солнца в темном лесу были таинственны. Была печаль в вечернем свете.

— Что с вами? — спросил я Левитана.

Он плакал и грязной тряпочкой вытирал у носа бегущие слезы.

— Я не могу, — как это хорошо! Не смотрите на меня, Костя. Я не могу, не могу. Как это хорошо! Это — как музыка…»

Не менее показателен и еще один случай из юности Левитана, также описанный Коровиным:

«Левитан, придя ко мне, остался ночевать у нас. <…>

— А что это висит у тебя на стене? Ружье? — спросил Левитан.

— Ружье и патронташ. Я охотник, — ответил я.

— Охотник, это интересно должно быть. Я когда получу деньги за уроки, то куплю ружье и пойдем на охоту, да…

— Пойдемте, — обрадовался я. — Пойдемте в Перервы. Там убьем зайца.

— Зайца? — повторил Левитан испуганно. — Это невозможно, это преступление. Он хочет жить, он любит свой лес. Любит, наверное, иней, эти узоры зимы, где он прячется в пурге, в жути ночи… Он чувствует настроение, у него враги… Как трудно жить и зачем это так?.. Я тоже заяц, — вдруг улыбнувшись, сказал Левитан, — и я восхищен лесом и почему-то хочу, чтобы и другие восхищались им так же, как и я…»

Константин Коровин рассказывал и о таком забавном случае из студенческой жизни Левитана:

«Экзамен анатомии.

– Ну-с, возьмите вы череп, – предлагает профессор Тихомиров Левитану.

– Не могу, – отвечает Левитан.

Тихомиров удивленно смотрит на него:

– Почему не можете?

– Это ужасно! Это смерть! Я не могу видеть мертвых, покойников…

Выручил профессор Петров. Засмеялся и заметил, показывая на нас:

– Они – пейзажисты. Почему их внесли в списки? Им нужно писать с натуры природу. Теперь май, весна, ступайте…

Он нам махнул рукой… Выйдя на улицу, мой брат, смеясь, говорил Левитану:

– Ну, знаешь ли, Исаак, ты – Гамлет… Сцена с черепом тебе удалась».

Антон Чехов и Левитан в воспоминаниях писательницы Татьяны Щепкиной-Куперник

kuvshinnikova
Исаак Левитан. Портрет Софьи Петровны Кувшинниковой. 1888 г, репродукция

В 1892 году, был в истории дружбы Левитана и Чехова эпизод, ненадолго омрачивший их отношения и связанный с чеховским рассказом «Попрыгунья» (другое название — «Великий человек»). В сюжете этого рассказа Чехов использовал некоторые моменты взаимоотношений Левитана, его ученицы Софьи Кувшинниковой и ее мужа, врача Дмитрия Кувшинникова. Многие узнали в его героине Ольге Дымовой — Кувшинникову, а в возлюбленном героини — художнике Рябовском — Левитана.

Левитан также нашел в нем обидные намеки на себя, своих близких, возмутился, вспылил, говорят, даже собирался вызвать Чехова на дуэль…

Софья Петровна была женщиной интересной и незаурядной и собирала вокруг себя кружок выдающихся людей. Левитан входил в этот круг, давал Кувшинниковой уроки живописи, ездил на этюды, и, даже, имел с ней длительный роман.

Исааку Ильичу, обожавшему музыку, особенно полюбились часы, когда Кувшинникова играла на фортепиано; иногда он писал картины при таком музыкальном сопровождении. А она, несмотря на разницу в возрасте и положении (Левитану в то время было двадцать восемь), открыто бросала вызов всему обществу, связывая себя с художником. Деятельная и энергичная, она окружила художника любовью и заботой.

«В Кувшинниковой имелось много такого, что могло нравиться и увлекать, – считала О. Л. Книппер-Чехова. – Можно вполне понять, почему увлекся ею Левитан».

«Знаешь, в твоих пейзажах появилась улыбка!» – говорил Чехов Левитану, привезшему много картин и этюдов, написанных на Волге.

Весьма любопытно следующее свидетельство М. П. Чехова: «Обыкновенно летом московские художники отправлялись на этюды то на Волгу, то в Саввинскую слободу, около Звенигорода, и жили там коммуной целыми месяцами. Так случилось и на этот раз. Левитан уехал на Волгу, и… с ним вместе отправилась туда же и Софья Петровна. Она прожила на Волге целое лето; на другой год, все с тем же Левитаном, как его ученица, уехала в Саввинскую слободу, и среди наших друзей и знакомых стали уже определенно поговаривать о том, о чем следовало бы молчать. Между тем, возвращаясь каждый раз из поездки домой, Софья Петровна бросалась к своему мужу, ласково и бесхитростно хватала его обеими руками за голову и с восторгом восклицала:

– Димитрий! Кувшинников! Дай я пожму твою честную руку! Господа, посмотрите, какое у него благородное лицо!

Муж догадывался и молча переносил свои страдания. По-видимому, и Антон Павлович осуждал в душе Софью Петровну. В конце концов он не удержался и написал рассказ «Попрыгунья», в котором вывел всех перечисленных лиц…

Левитан морщился, как от боли, вспоминая всю эту историю. Как мог он так не понять Чехова: Дружба с Чеховым освещала всю его жизнь, и никто, как Чехов, не умел так легко и хорошо разбираться в путанице его порою несвязных, буйных мыслей, чувств. Теперь все кончено, казалось Левитану… Все сильнее грызла его тоска по другу. Хотелось иногда забыть обо всем, пойти к Чеховым. Но как на это решиться? Однажды — это было 2 января 1895 года — заехала к Левитану Таня Куперник, молодая писательница. Она собралась ехать в Мелихово к Чеховым и по дороге зашла посмотреть летние этюды Левитана. Когда Левитан узнал, куда она едет, он заговорил о том, как труден ему разрыв с Чеховым, как хотелось бы по-прежнему поехать к нему в Мелихово.

— За чем же дело стало? Раз хочется, так и надо ехать. Поедемте со мной сейчас!
— Как? Сейчас? Так вот и ехать?
— Так вот и ехать!

Левитан заволновался, зажегся… и вдруг решился. Бросил кисти, вымыл руки, и через несколько часов мы подъезжали к мелиховскому дому.

И вот мы подъехали к дому. Залаяли собаки на колокольчик, выбежала на крыльцо Мария Павловна, вышел закутанный Антон Павлович, в сумерках вгляделся, кто со мной, — маленькая пауза — и оба кинулись друг к другу, так крепко схватили друг друга за руки — и вдруг заговорили о самых обыкновенных вещах: о дороге, погоде, о Москве… будто ничего не случилось. Друзья вновь обрели друг друга.

Крепче, душевнее стала дружба, и Левитан сиял от счастья, когда Чехов, наезжая в Москву, приходил к нему в мастерскую. Так дружба писателя и художника, к их взаимной радости, возобновилась. Чехов подарил живописцу свою книгу с надписью: «Величайшему художнику от величайшего писателя. Милому Левиташе «Остров Сахалин» на случай, если он совершит убийство из ревности и попадет на оный остров. Их самые сердечные отношения сохранились до конца дней художника.»

А. Чехов и Левитан в воспоминаниях Михаила Чехова

Антон Палыч действительно был одним из лучших друзей Левитана до самой смерти. Познакомились они через старшего брата Чехова — Николая, с которым Левитан учился и дружил. Через него же он сошелся со всей семьей. «Большим другом нашей семьи» называла Левитана и сестра писателя, Мария Павловна Чехова. А сам Антон Павлович однажды сказал, что «еврей Левитан стоит пяти русских».

levitan-v-imenii-babkino-1888-god
Левитан в имении Бабкино, 1888 год

В 1885 году Левитан вместе с семьей Чеховых провел лето в подмосковной усадьбе Киселевых Бабкино, а позже часто и подолгу гостил у Чеховых в Мелихово.

Михаил Чехов: «Поразительно, что Бабкино сыграло выдающуюся роль и в художественном развитии творца школы русского пейзажа Исаака Левитана. Верстах в трех от Бабкина, по ту сторону реки, на большой Клинской дороге, находилась деревня Максимовка. В ней жил горшечник Василий, горький пьяница, пропивавший буквально все, что добывал, и не было времени, когда бы его жена не ходила брюхатой.

Совершенно независимо ни от кого художник Левитан отправился летом на этюды и поселился у этого горшечника. Как известно, на Левитана находили иногда припадки меланхолии. В таких случаях он брал ружье и уходил на неделю или на две из дому, пропадал неизвестно где и не возвращался до тех пор, пока жизненная радость не осеняла его снова. Или же он сидел, мрачный и молчаливый, дома, в четырех стенах, и ни с кем не общался, или же, как дух изгнанья, окрестив на груди руки и повесив голову, блуждал в одиночестве невдалеке.

Случилось так, что дождь лил несколько дней подряд, унылый, тоскливый, упорный, как навязчивая идея. Пришла из Максимовки жена горшечника пожаловаться на свои болезни и сообщила, что ее жилец Тесак (Исаак) Ильич захворал. Для Чеховых было приятным открытием, что Левитан находился так близко от Бабкина, и Антон Павлович захотелось его повидать.

— А знаете что, — вдруг встрепенулся Антон Павлович, — пойдемте к Левитану.

Мы — Антон Павлович, брат Иван и я — надели большие сапоги, взяли с собой фонарь и, несмотря на тьму кромешную, пошли. Спустились вниз, перешли по лавам через речку, долго шлепали по мокрым лугам и затем по болоту и, наконец, вошли в дремучий Дарагановский лес. Было дико в такую пору видеть, как из мрака к фонарю протягивались лапы столетних елей и кустов. А дождь лил как из ведра. Но вот и Максимовка. Отыскали избу горшечника, которую узнаем по битым вокруг нее черепкам, и, не постучавшись и не окликнув, вламываемся к Левитану, чтобы сделать ему сюрприз, и направляем на него фонарь.

Левитан вскакивает, хватает револьвер и наводит его на нас. А затем, узнавши нас, он хмурится от света и говорит:

— Чегт знает, что такое… Какие дугаки. Таких еще свет не пгоизводил…

<…> А несколько времени спустя он переселился к нам в Бабкино и занял отдельный маленький флигелек. Михаил Чехов по этому поводу написал стихи:

levitan-photo
На охоте, с собакой Вестой

А вот и флигель Левитана,
Художник милый там живет,
Встаёт он очень, очень рано
И тотчас чай китайский пьет.
Позвав к себе собаку Весту,
Даёт ей крынку, молока
И тут же, не вставая с места,
Этюд он трогает слегка…

Антон Павлович написал вывеску и прибил ее над дверью флигелька: «Ссудная касса
купца Левитана».

 

А. Чехов и Левитан

Чехов часто подшучивал над Левитаном, но и очень любил его творчество, и даже придумал слово «левитанистый» для определения красоты пейзажа. «Природа здесь гораздо левитанистее, чем у вас»,  — писал Антон Чехов в одном из писем.

Чехов в письме общему товарищу архитектору Федору Шехтелю: «Стыдно сидеть в душной Москве, когда есть Бабкино… Птицы поют, трава пахнет. В природе столько воздуха и экспрессии, что нет сил описать… Каждый сучок кричит и просится, чтобы его написал Левитан».

Со смертью Левитана Чехов потерял близкого друга и родного человека. Примечательно, что несмотря на то, что Чехов, как никто другой, знал Левитана, он так и не оставил о нем никаких воспоминаний… Сергей Дягилев, основатель журнала «Мир искусства», не раз буквально умолял Антона Павловича написать хоть что-нибудь о Левитане, намереваясь опубликовать эти воспоминания в своем журнале к очередной годовщине рождения или смерти художника. Но все было напрасно. Чехов так ничего и не написал. Конечно, не потому, что ему нечего было сказать о «дорогом Левиташе». Для него дружба с Исааком было нечто глубоко личным, к тому же он помнил о последней воле умирающего, не желающего, чтобы личное предалось огласке общественности. Писатель не хотел раскрывать и выставлять публике то близкое и трогательное, что связывало величайшего писателя и величайшего живописца. А, возможно, Антон Павлович считал, что никто не расскажет о Левитане лучше, чем его произведения…

boim-s-s-chehov-i-levitan
Боим С.С. Чехов и Левитан.

Личная жизнь Левитана в воспоминаниях Михаила Чехова

Личная жизнь художника была более чем сложной. Отношения с Софьей Кувшинниковой не могли продолжаться долго, тем более что она была замужем. Говорили, что в Левитана была влюблена и Мария Павловна Чехова. А последним романом, продолжавшимся до самой смерти художника, стали отношения с Анной Николаевной Турчаниновой, тоже замужней дамой, женой помощника петербургского градоначальника. Эти отношения были очень болезненными для всех участников, Левитан даже пытался совершить самоубийство.

Михаил Павлович Чехов так описывал эту историю: «Он завел там очень сложный роман, в результате которого ему нужно было застрелиться или инсценировать самоубийство. Он стрелял себе в голову, но неудачно: пуля прошла через кожные покровы головы, не задев черепа. Встревоженные героини романа, зная, что Антон Чехов был врачом и другом Левитана, срочно телеграфировали писателю, чтобы он немедленно же ехал лечить Левитана. Брат Антон нехотя собрался и поехал. Что было там, я не знаю, но по возвращении оттуда он сообщил мне, что его встретил Левитан с черной повязкой на голове, которую тут же при объяснении с дамами сорвал с себя и бросил на пол. Затем Левитан взял ружье и вышел к озеру. Возвратился он к своей даме с бедной, ни к чему убитой им чайкой, которую и бросил к ее ногам».

На самом деле этой дамой была никто иной, как Софья Кувшинникова. Из ее воспоминаний:

«Порою нас вдруг охватывала страсть к охоте, – вспоминала Софья Петровна, – и мы целыми днями бродили по полям и перелескам… Однажды мы собрались на охоту в заречные луга… Над рекой и над нами плавно кружились чайки. Вдруг Левитан вскинул ружье, грянул выстрел – и бедная белая птица, кувыркнувшись в воздухе, безжизненным комком шлепнулась на прибрежный песок.

Меня ужасно рассердила эта бессмысленная жестокость, и я накинулась на Левитана. Он сначала растерялся, а потом даже расстроился.

– Да, да, это гадко. Я сам не знаю, зачем я это сделал. Это подло и гадко. Бросаю мой скверный поступок к вашим ногам и клянусь, что ничего подобного никогда больше не сделаю. – И он в самом деле бросил чайку мне под ноги…

Мало-помалу эпизод с чайкой был забыт, хотя, кто знает, быть может именно этот эпизод подсказал Чехову сюжет не одной только «Попрыгуньи», но и пьесы «Чайки»?

levitan-kuvshinnikova
И.И.Левитан и С.П.Кувшинникова. 1887, Художник: А. Степанов

Левитан в воспоминаниях Ольги Книппер-Чеховой

Несмотря на признание, в 1898 году Исаак Левитан был удостоен звания академика пейзажной живописи и в том же году стал преподавателем Московского училища живописи и ваяния, где сам когда-то учился, Исаак Ильич продолжал свои искания, стараясь писать все лучше, по-новому.

Ольга Книппер-Чехова вспоминала о нем:

lunnaya-noch-1897
Лунная ночь, 1897

«Не могу не пережить в памяти первого и последнего посещения студии Левитана (он вскоре скончался), не могу не вспомнить тишины и прелести тех нескольких часов, когда он показывал свои картины и этюды Марии Павловне и мне. Сильно волнуясь (у него была болезнь сердца), бледный, с горячими красивыми глазами, Левитан говорил о мучениях, которые он испытывал в продолжение шести лет, пока он не сумел передать на  холсте лунную ночь средней полосы России, ее тишину, ее прозрачность, легкость, даль, пригорок, две-три нежные березки… И действительно, это была одна из замечательнейших его картин».

 

В 1896 году у Левитана, после вторично перенесенного тифа, усилились симптомы и прежде дававшей о себе знать болезни сердца. Летом 1900 году его здоровье ухудшилось. Исаак Левитан скончался 22 июля (4 августа) 1900 г. в Москве.

Художник Леонид Пастернак об Исааке Левитане

«Не верится как-то, что Левитан умер, не верится, несмотря на то, что уже прошло несколько дней и можно бы привыкнуть к этой мысли, и потому еще, что в последние годы все, раньше его близкие, серьезно были обеспокоены его недугом — пороком сердца, и с тревогой следили за состоянием здоровья, внушавшим всегда опасения. Особенно встревожены были все в этот раз — последний раз — весной, когда он, сильно простудившись, слег и не подавал почти никаких надежд. Все же не верилось, что это случится, как и не верится сейчас.

Меня поймут все те, кто в течение последних десяти-двадцати лет посещали наши выставки и наслаждались работами этого интересного художника, а кто их не видал, тому слова, объясняющие сущность, прелесть левитановских пейзажей и его творчества, вообще ничего не скажут. Кто знает, как тонко — поэтично, широко, а главное — по-своему, с особым настроением — передавал Левитан, тот поймет и оценит, какого огромного художника потеряло в нем русское искусство, и русский пейзаж в особенности… Левитан был еще так молод…

В ту минуту, когда многочисленные рассеянные по Руси почитатели, его друзья-товарищи и ученики со скорбью в сердце посылали свое вечное прости безвременно угасшему поэту-художнику — там, далеко, в Париже, на Всемирной выставке в отделе русского искусства солдат-служитель молча драпирует в траурный флер последние произведения Левитана в знак печали и того, что художник умер для русского искусства навеки.

Его художественная индивидуальность сделала его бессмертным, и благодаря ей в истории развития русского искусства, русского пейзажа ему приготовлено одно из самых крупных, почетных мест, а память о Левитане, как о тонком поэте-художнике, будет жить всегда в сердцах всех, кому дорого родное искусство. »

levitan-serov-portrait
Валентин Серов. Последний портрет Левитана, 1900 год
  • Аннотация к фото: Последний прижизненный портрет Левитана, выполненный Валентином Серовым в 1900 году, в год преждевременной смерти Исаака Ильича. Широко известен также и другой портрет Левитана под авторством В. Серова, которому художник позировал в своей мастерской. Искусствоведами первый портрет Левитана признан лучшим, среди всех тех, кто пробовал его запечатлеть до и после В. Серова.
serov-levitan
Валентин Серов. Первый портрет Левитана

Рождение шедевра

В 1879 году полиция выселила Левитана из Москвы в дачную местность Салтыковку. Вышел царский указ, запрещавший евреям жить в «исконной русской столице». Левитану было в то время восемнадцать лет.

Лето в Салтыковке Левитан вспоминал потом как самое трудное в жизни. Он был беден, почти нищ. Клетчатый пиджак протерся вконец. Юноша вырос из него. Руки, измазанные масляной краской, торчали из рукавов, как птичьи лапы. Все лето Левитан ходил босиком. Куда было в таком наряде появляться перед веселыми дачниками! И Левитан скрывался. Он брал лодку, заплывал на ней в тростники на дачном пруду и писал этюды, — в лодке ему никто не мешал.

Левитан в то лето много писал на воздухе. Так велел Саврасов. Как-то весной Саврасов пришел в мастерскую на Мясницкой пьяный, в сердцах выбил пыльное окно и поранил руку.

— Что пишете! — кричал он плачущим голосом, вытирая грязным носовым платком кровь. — Табачный дым? Навоз? Серую кашу?

За разбитым окном неслись облака, солнце жаркими пятнами лежало на куполах, и летал обильный пух от одуванчиков, — в ту пору все московские дворы зарастали одуванчиками.

— Солнце гоните на холсте — кричал Саврасов, а в дверь уже неодобрительно поглядывал старый сторож — «Нечистая сила». — Весеннюю теплынь прозевали! Снег таял, бежал по оврагам холодной водой, — почему не видел я этого на ваших этюдах? Липы распускались, дожди были такие, будто не вода, а серебро лилось с неба, — где все это на ваших холстах? Срам и чепуха!

Со времени этого жестокого разноса Левитан начал работать на воздухе.

Как-то в сумерки Левитан встретил у калитки своего дома молодую женщину. Ее узкие руки белели из-под черных кружев. Кружевами были оторочены рукава платья. Мягкая туча закрыла небо. Шел редкий дождь… Незнакомка стояла у калитки и пыталась раскрыть маленький зонтик, но он не раскрывался. Наконец он раскрылся, и дождь зашуршал по его шелковому верху. Незнакомка медленно пошла к станции. Левитан не видел ее лица, — оно было закрыто зонтиком. Она тоже не видела лица Левитана, она заметила только его босые грязные ноги и подняла зонтик, чтобы не зацепить Левитана. В неверном свете он увидел бледное лицо. Оно показалось ему знакомым и красивым.

Левитан вернулся в свою каморку и лег. Чадила свеча, гудел дождь, на станции рыдали пьяные. Тоска по материнской, сестринской, женской любви вошла с тех пор в сердце и не покидала Левитана до последних дней его жизни.

osennij-den-sokolniki-1879
Осенний день. Сокольники. 1879, Государственная Третьяковская галерея, Москва

Этой же осенью Левитан написал «Осенний день в Сокольниках». Это была первая его картина, где серая и золотая осень, печальная, как тогдашняя русская жизнь, как жизнь самого Левитана, дышала с холста осторожной теплотой и щемила у зрителей сердце.

По дорожке Сокольнического парка, по ворохам опавшей листвы шла молодая женщина в черном — та незнакомка, о которой он не мог забыть. Она была одна среди осенней рощи, и это одиночество окружало ее ощущением грусти и задумчивости.

«Осенний день в Сокольниках» — единственный пейзаж Левитана, где присутствует человек, и то его написал Николай Чехов. После этого люди ни разу не появлялись на его полотнах. Их заменили леса и пажити, туманные разливы и нищие избы России, безгласные и одинокие, как был в то время безгласен и одинок человек.

«Недостойный медали» (из книги К. Паустовского «Исаак Левитан». Повесть о художнике)

Закончив обучение в Училище живописи и ваяния Левитан написал последнюю, дипломную работу — облачный день, поле, копны сжатого хлеба. Саврасов мельком взглянул на картину и написал мелом на изнанке: «Большая серебряная медаль». Преподаватели училища побаивались Саврасова. Вечно пьяный, задиристый, он вел себя с учениками, как с равными, а, напившись, ниспровергал все, кричал о бесталанности большинства признанных художников и требовал на холстах воздуха, простора.

Как то раз ученик пришел к своему учителю в мастерскую. Саврасов пил водку из рюмки, серой от старости. Ученик Саврасова Левитан — тощий мальчик в заплатанном клетчатом пиджаке и серых коротких брюках — сидел за столом и слушал Саврасова.

— Нету у России своего выразителя, — говорил Саврасов. — Стыдимся мы еще родины, как я с малолетства стыдился своей бабки-побирушки Тихая была старушенция, все моргала красными глазками, а когда померла, оставила мне икону Сергия Радонежского. Сказала мне напоследок «Вот, внучек, учись так-то писать, чтобы плакала вся душа от небесной и земной красоты». А на иконе были изображены травы и цветы — самые наши простые цветы, что растут по заброшенным дорогам, и озеро, заросшее осинником. Вот какая оказалась хитрая бабка! Я в то время писал акварели на продажу, носил их на Трубу мелким барышникам. Что писал-совестно припомнить. Пышные дворцы с башнями и пруды с розовыми лебедями. Чепуха и срам. С юности и до старинных лет приходилось мне писать совсем не то, к чему лежала душа.

Мальчик застенчиво молчал. Саврасов зажег керосиновую лампу. В комнате соседа скорняка защелкала и запела канарейка. Саврасов нерешительно отодвинул пустую рюмку.

— Сколько я написал видов Петергофа и Ораниенбаума — не сосчитать, не перечислить. Мы, нищие, благоговели перед великолепием. Мечты создателей этих дворцов и садов приводили нас в трепет. Куда нам после этого было заметить и полюбить мокрые наши поля, косые избы, перелески да низенькое небо. Куда нам!

Саврасов махнул рукой и налил рюмку водки. Он долго вертел ее сухими пальцами. Водка вздрагивала от грохота кованых дрог, проезжавших по улице. Саврасов воровато выпил.

— Работает же во Франции, — сказал он, поперхнувшись, — замечательный мастер Коро. Смог же он найти прелесть в туманах и серых небесах, в пустынных водах. И какую прелесть! А мы… Слепые мы, что ли, глаз у нас не радуется свету. Филины мы, филины ночные, — сказал он со злобой и встал. — Куриная слепота, чепуха и срам!

Левитан понял, что пора уходить. Хотелось есть, но полупьяный Саврасов в пылу разговора забыл напоить ученика чаем. Левитан вышел. Но монолог наставника запомнил. И вот настал день, когда его учитель оценив работу любимого ученика отдает должное — медаль!

Но неприязнь к Саврасову преподаватели переносили на его любимого ученика — Левитана. Кроме того, талантливый еврейский мальчик раздражал иных преподавателей. Еврей, по их мнению, не должен был касаться русского пейзажа, — это было делом коренных русских художников. Картина была признана недостойной медали. Левитан не получил звания художника, ему дали диплом учителя чистописания. С этим жалким дипломом вышел в жизнь один из тончайших художников своего времени, будущий друг Чехова, первый и еще робкий певец русской природы.

Чуть позднее, этот бедный мальчик, не получивший звания художника наполнит наш бедный пейзаж чувством гордости, его работы спустя чуть более века будут стоить миллионы долларов, а об еврейском происхождении как бы и не станут вспоминать, с гордостью называя Левитана — великим художником и, конечно же — русским, нашим!

Теперь уже никто не сможет отвернуться, у России появилось свое неповторимое лицо и неотразимое очарование, перед которым меркли красоты заморских стран — в лице непризнанного мастера Исаака Левитана, в полотнах бедного еврейского мальчика и его преданной любви к его скупой на комплименты Родине.

Иссак Ильич Левитан — великий русский пейзажист.

1860-1900 гг.

isaak-levitan
Исаак Левитан, 1898 год
isaak_levitan
Исаак Левитан, 1889 год
isaac-ilyich-levitan
Исаак Левитан, 1889 год

*В статье использованы материалы официального сайта художника — isaak-levitan.ru


Рекомендуем также:

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter.

1 КОММЕНТАРИЙ

  1. Спасибо за статью. Все картины Левитана это тихая обитель для отдыха души. Легкие, прозрачные, дышат любовью.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here