Виктор Иванович Сухоруков в представлении не нуждается. Процитированная им крылатая фраза «Русские не сдаются!» в фильме «Брат 2» и его личное там же — «Вы мне еще за Севастополь гады ответите» стали незримыми лозунгами русских патриотов.
В свои 65 актер сыграл более чем в 80 фильмах и около 30 ролей в театре. По-настоящему известным стал только к 40 годам, когда в 1997 году на экраны вышел фильм Алексея Балабанова «Брат». В 2000 году, снявшись во второй части картины — «Брат 2», обрел народную любовь. Но из-за сложившегося в этих картинах образа, положительных ролей практически не давали, вплоть до 2003 года, когда Виктору Сухорукову предложили две роли в исторических картинах — графа Палена в фильме Ильи Хотиненко «Золотой век» и Павла I в фильме Виталия Мельникова «Бедный, бедный Павел». За роль императора Павла I он в 2004 году был удостоен кинопремии «Ника».
«Я был очень счастлив, буквально ошарашен этим предложением — я ведь никогда таких ролей не играл! Наконец-то появился шанс доказать, что я не только бритоголовый, не только отморозок, не только урод! Я мог уничтожить этот стереотип, показать свои актёрские способности, умение перевоплощаться!»
Сухоруков продолжал работать в театре и кино и становился все популярнее. Актёра даже приглашали сниматься в Голливуд в двадцатой серии «бондианы», но Сухоруков отказался, потому что тогда играл в спектакле Олега Меньшикова «Игроки».
В марте 2008 года Виктору Сухорукову было присвоено звание Народный артист Российской Федерации. А еще, Виктор Иванович является Почётным жителем города Орехово-Зуево, в котором он родился. Более того, 9 сентября 2016 года, народному артисту России Виктору Сухорукову к 65-летию установили прижизненный памятник.
Идея создания монумента принадлежит местному предпринимателю Игорю Беркаусову.
«Мне очень нравится Виктор Иванович, как актер. Я стал его настоящим поклонником после того, как увидел в роли Ленина в картине «Комедия строгого режима». Считаю, что своим талантом он прославляет наш город, о котором вспоминает при каждом удобном случае. Сухоруков — настоящий сын своей малой родины», — сказал бизнесмен.
Памятник выполнен из бронзы. Общий вес — около тонны. Известно, что актер долго сопротивлялся тому, чтобы при жизни ему ставили памятник, но, в конце концов, согласился.
Виктор Иванович очень часто балует журналистов, не отказывая им в очередном интервью. Слушать и читать его всегда интересно. Особенно интересны мысли о жизни в России. Выдержками из этих интервью хотим поделиться с Вами.
- 23/04/2016, газета АиФ
Сергей Грачёв, «АиФ»: Виктор Иванович, сейчас, по крайней мере в соцсетях, вновь стало актуально понятие «внутренняя эмиграция». Учитывая то, как вы себя загружаете работой, напрашивается вопрос: а вы случайно не подались таким образом в эту форму эмиграции?
Виктор Сухоруков: А вы мне расшифруйте, что такое «внутренняя эмиграция», а то я правда не понимаю.
— Грубо говоря, позиция «Моя хата с краю, и бог с ним, с тем, что в стране происходит».
— Нет-нет! Ни в какую форму эмиграции я не подавался. Живу открыто, вслушиваюсь в окружающий меня мир.
Я живу в этой стране и отказываться от неё не собираюсь, даже если буду смертельно болен или смертельно занят.
Дело ещё и в том, что я не поддаюсь влиянию чужих мнений, суждений. У меня своё видение, своё понимание происходящего.
— И вы уверены в своих позициях?
— Чаще всего, наверное, я ошибаюсь. Что уж там… Мои позиции всё-таки в основном построены на недоговорённостях, а то и лжи, что порой звучит в новостях. А лжи сегодня слишком много! И путаницы много.
— Ну вот вы сейчас ехали на интервью — о чём думали? Что вас волнует из происходящего в стране?
— Меня волнуют две вещи: реализация моих творческих планов и здоровье моих родных и близких.
— Это вы не гражданскую, а частную позицию озвучили!
— Да? А что тогда такое «гражданская позиция»?
— Объясню! Это…
— Вы, кстати, заметили, что я уже второй раз прошу вас расшифровать термины? Я ведь даже не знаю толком, что такое «демократия». Вот слышу шум по поводу европейских демократических ценностей и не понимаю. Честно! Вот говорят: «У них там свобода слова, а у нас её нет!» Так как же нет?! Пиши, говори о чём хочешь! И что порой преследуют инакомыслящих — так это тому подтверждение. Значит, инакомыслящие есть!
Моя гражданская позиция проста: Родину люблю, служу ей, не ворую, в подъезде не гажу, людей люблю. Терплю даже тех, кто со мной категорически не согласен. Считаю, пусть цветут все цветы, лишь бы они не источали яд: не разрушали мой мир, мой порядок, мою страну.
Чего в нашей жизни больше драмы или комедии?
— Всего полно! Мы же очень интересно живём. Я вот совсем недавно был в одной скандинавской стране. Там такая тишь да гладь — зевать хочется. Ну, чисто у них, всё красиво. Но скучно — жуть! А у нас жизнь такая, что каждый может написать глубокую книгу о своей судьбе.
— Даже если живёшь в маленьком провинциальном городке?..
— Я и сам из провинции практически! Почётный гражданин города Орехово-Зуево. Мне там совсем скоро памятник даже поставят. (Смеётся.)
— А меняются сегодня провинциальные города в России?
— Везде по-разному! Живут гротесково, неровно, с индивидуальными проблемами. Вы ведь, по большому счёту, сейчас спрашиваете не о провинциальных городках, а о точке на Земле под названием Россия. А как тут можно обобщать, если даже в таком мегаполисе, как Москва, мы все живём очень отлично друг от друга?! Ну а вы хотите, чтобы я рассказал вам про все провинции сразу из тех, которые я видел…
— Хорошо! Расскажите про ваше Орехово-Зуево!
— Ну а что… Живёт городок — развивается. Трудно, тяжело, денег не хватает, да и воруют, конечно. Люди тратят, любят, пьянствуют, работают. Кто-то в Москву сбегает, поскольку не может найти работу. Всё как везде.
Но, вообще, то Орехово-Зуево, в котором я родился, давно исчезло с лица земли. Там был многотысячный хлопчатобумажный комбинат, были заводы, фабрики. Всего этого нет и в помине… Но есть трёхэтажные магазины, которых раньше не было. Я хорошо помню, как перед призывом в ряды Советской армии ездил за мандаринами в Москву. Сегодня ничего искать не надо — были бы деньги.
А вообще, я вам скажу, искать плохое и хорошее в нашей жизни, даже во времена санкций, будь они неладны, — пустое занятие. Жизнь — как вода: течёт, меняется. Надо всегда оставлять место мечтам и не надо осторожничать. Если осторожничать с мечтами, то лучше уж вообще не мечтать. Мечтать надо объёмно, широко, по полной! Это не вредно.
— Одно дело — мечтать, а другое — жить иллюзиями. Вам не кажется, что мы больше в иллюзиях живём сегодня? Например, таксист мне на днях доказывал, что мы — величайшая в мире страна. Самая успешная, сильная, демократичная, богатая!
— Подождите, и в чём же его иллюзия?! Я сейчас просто на себя ситуацию перевожу. Если я считаю, что мы великая страна, кому от этого плохо?! Другое дело, если я стану вас трясти за грудки, убеждая в своём мнении. Лично я верю, что всё у нас будет хорошо! И это не иллюзия, это моя собственная вера.
— Вера, особенно слепая, очень часто порождает насилие. Вы это допускаете?
— Нет! Убеждать вас или кого-то ещё с пулемётом в руках недопустимо! Но я оставляю право на свою собственную точку зрения. Пусть мне сто человек скажут, что кремлёвская власть плохая, но, если я считаю её хорошей, меня не переубедят. И пусть я ошибусь — но это будет моя ошибка!
— Вы весь такой оптимистичный… А что вам даёт надежду на светлое будущее страны, уж извините за совковый вопрос?
— Вы забудьте словосочетание «светлое будущее»! Главное — чтобы это будущее вообще было! Будущего как понятия времени вообще не существует, как и прошлого. Есть только настоящее! Но, чтобы понимать сегодняшний день, обязательно вспоминайте прошлое. Лично я испытываю благодарность к жизни, к стране именно благодаря воспоминаниям о прошлом. Чтобы не раскисать, вспоминайте время, когда вам было хуже. Помогает…
***
- 25/02/2015, газета АиФ
Нет у вас ощущения, что злость сегодня стала определяющей эмоцией в жизни?
— Всё может быть… Но я плохой собеседник, чтобы это обсуждать. Я этого не замечаю.
— Вы счастливый человек!
— Нет, я благодарный! Да, в какой-то степени я и счастливый — потому что у меня маршруты понятные. Я, когда просыпаюсь, знаю, чем буду заниматься. Я люблю свою работу. Я заполненно живу сегодня. У меня нет оснований проклинать судьбу.
Много ли стало злых людей? Ну, кто-то злой, а кто-то нет. Когда в последнее время мне начинают говорить что-то про тяжёлые времена, я задумываюсь: а когда нам было легко? Ну назови такое время! Вот я прожил 63 года и вдруг понял: а мне никогда легко-то не было. Я настолько привык к этой ноше, к этому трудному путешествию — со стёртыми ногами, с избитыми руками, с измученным мозгом, что не успеваю заметить какую-то лёгкость, карусельность жизни. Потому что всё время пребываю мысленно в решении каких-то задач. Не в приспособленчестве, нет! Не в попытках как-нибудь потеплее пристроиться.
И самое главное — вы разговариваете сегодня с Сухоруковым, который задумался о вечном, о благодарности. Я стараюсь сегодня меньше употреблять слово «дай!», а чаще говорю «спасибо».
Мысленно разговаривая с Богом, я даже не говорю «прости!» — что просить прощения за то, что уже совершено? Я говорю «спасибо» за будущее. Чтобы жизнь сложилась и прошлые ошибки не повторились. Я будто предупреждаю сам себя: «Не смей! Ты уже знаешь. У тебя есть опыт. Силы уходят, ты становишься слабее и на многое уже не способен. Но у тебя есть память! Попробуй — не совершай! Попробуй — не согреши! Попробуй — возлюби тех, кто вокруг тебя!»
Может быть, кому-то покажется, что я изображаю такого монаха… Но я действительно стараюсь так жить сейчас. Поэтому, когда меня сегодня и СМИ, и поведение властителей миров загружают какими-то неразрешимыми проблемами, я задумываюсь не над тем, что случилось, я стараюсь разобраться: а с чего всё началось? Мы-то шумим на темы сиюминутные и забываем оглянуться и попытаться понять: а где ключ, где начало, исток?
— И где, к примеру, истоки нынешнего кризиса? В том, что слишком мы увлеклись покупками, накопительством?
— Да, вполне возможно, что благодаря этому кризису мы определим, кто из нас человек вещей, а кто человек духа. Кто хочет жить ради природы, а кто — ради кастрюли. Это очень важно! Значит, мы разглядим друг друга лучше. Да и бог с ними, с покупками, — нам бы разглядеть, кто враг, а кто не враг. Это важнее! Кто предатель, а кто нет, кто лицемер, а кто честен. Кризис нас к этому подведёт. И тут лишь бы самому в оценках не ошибиться! Я стараюсь выслушать обе стороны — спорящие, обвиняющие. И, проанализировав, формулирую свою позицию. Мне говорят:
«Ты отравлен пропаХандой!» Я не отравлен пропагандой. Я просто сам хочу во всём разобраться. И если у людей, оппозиционно настроенных, есть убеждения, я буду их уважать. Главное — не вешать ярлыки. Но если мы всё-таки попытаемся разобраться в первопричинах, вот тогда и поговорим. А просто пылить, хлестать друг друга репликами — мне это неинтересно!
«АиФ»: — Вы стольких переиграли — и вождей, и царей. Хоть в ком-то из них была эта искра божья?
В.С.: — Вот вопрос! Поймите: я по природе плебей, человек из города Орехово-Зуево.
«АиФ»: — Но вы образы эти через себя пропустили!
В.С.: — Если говорить о Хрущёве, которого я сыграл в сериале о Фурцевой, то, конечно, в нём была эта искра. Иначе он не придумал бы ХХ съезд. Как бы ни называли его «дурачком-кукурузником», я всегда на это отвечал: «Доберись-ка до райкома, а там посмотрим, насколько ты умён». Император Павел, был бы дурачком, сидел и сидел бы себе на троне, удобный и понятный окружению. Нет! Убили!
Пётр I — он ведь не зря, по Европе поездив, нагулявшись по Голландиям, велел бороды боярам — олигархам тогдашним — брить. Они думали: «Сукин сын! Предатель!» А это не блажь была его — ему это было необходимо. Не только из гигиенических соображений — чтобы вошки не заводились. Ему это было нужно для сближения народов, для налаживания политических отношений. Чтобы европейцы в россиянах видели не дикарей, а цивилизованную нацию. Такую же, как они сами.
Или Ленин — да, версий про него ходит множество: и что он помешался на почве мести за брата, и что немецкая разведка его завербовала… Но всё равно: всколыхивать, возбуждать народы — это надо иметь очень сильный талант. Божеский или дьявольский — не будем сейчас об этом рассуждать. Но сила мощная в человеке должна быть заложена.
О «моде театров» на Достоевского
К нему интерес и не угасал никогда. Потому что любой роман — и в этом его гений! — написан настолько многослойно! Его одной цифрой не оформишь. Обязательно нужен код, шифр. Знаете, такой штрихкод, который в магазине на товары наклеивают. У Достоевского в каждом сюжете, в каждом персонаже такой штрихкод есть.
Чем Достоевский хорош и чем будет всегда интересен? В его простых (на первый взгляд) коммерческих произведениях — а «Преступление и наказание» он писал именно как коммерческое произведение, в расчёте на гонорары — он смог передать величие русского человека. Страдающего, верующего, бунтующего, бессонного. Он простую историю обряжает в такие философские мысли! Там тебе и Бог, и любовь, и поиск света.
Я всё слово ищу… Но, мне кажется, нет его, этого слова. Могу назвать «непредсказуемость», «неоднозначность», «двойственность». Русский характер в романах Достоевского — это разбитое зеркало. Осколки! Не понятное отражение — руки, ноги, глаза, нет! Мятущиеся мы люди, подвергающие и себя, и мир сомнению. Русский человек сам строит и сам тут же ломает. И снова ищет что-то в этих обломках.
Мы народ неугомонный. Нам скучно жить одним днём, мы всё время куда-то бежим, торопимся, суетимся! То, что горячо сегодня, к обеду уже остыло, будь то политика, культура или человеческие отношения. Всё бегом, всё бегом! Нервы друг другу мотаем. А проблема-то нерешённая так и замирает за спинами шумящих.
Мне кажется, что иностранцы именно эту загадку пытаются разгадать. Они восхищаются нашей литературой. Но сколько бы они её ни читали, мы всё равно останемся для них тайной. Экзотикой. Диковиной.
Не могут они штрихкод нашей души расшифровать. На русского человека хоть три штрихкода ставь — всё равно не узнаешь, что за ним кроется. Нас не вычислить!
Может, именно поэтому мы побеждали и в 1812-м, и в Великую Отечественную. И в Первую мировую выстояли, в революции. Пережили. Открой сейчас дверь из ХХI века в ХХ — ахнешь, как мы жили! Нас давно уже не должно было быть. Мы должны были превратиться в некую жижу, лесное пространство, где летают чёрные птицы и воют волки. Но мы-то, нет, живём!
«АиФ»: — Жить-то мы живём. Но как!.. Ваш герой в фильме «Агитбригада «Бей врага!» говорит: «Мы своё дело сделали, ненависть к врагу возбудили». С задачей он точно справился: ненависти вокруг — море!
В.С.: — Замечу, что мой герой это сказал во время войны. А вы сейчас говорите про мирное время, довольно сытое. При клубнике зимой.
«АиФ»: — Вот-вот! И границы открыты, и говори что хочешь и занимайся чем хочешь!
В.С.: — Вдогонку добавлю: недавно хотел купить билеты на «Сапсан» и не смог — раскуплены! Это мы плохо живём?! А что такое пробки на дорогах? Благополучие людей!
«АиФ»: — И при этом каждый в соседе видит врага.
В.С.: — Знаете, если брать пассажиров метро или человека, живущего в спальном районе… Он же всё равно смотрит чуть-чуть выше: а как они ТАМ живут? Что делают? Как поступают друг с другом? И когда он видит, что ТАМ, над крышами панельных девятиэтажек, творится несправедливость, он раздражается. Это раздражение — вседозволенностью, круговой порукой, ненаказуемостью — накапливается и превращается в ненависть.
Ненависть маленькая — это ненависть одного человека. Ненависть большая — это ненависть всего народа. И когда это накопится, могут начаться очень большие неприятности на моей родной земле. Ведь чувство справедливости — оно важнейшее для человека.
Поэтому «эй, вы, ТАМ, наверху» — они должны служить Отечеству, управлять страной и пользоваться властью таким образом, чтобы справедливость была в шикарных одеждах и по имени-отчеству для всех!
***
- 13/02/2013, газета АиФ
Хорошо ли, что иностранцы взялись за нашу классику?
— Мне кажется, такой вопрос даже задавать не надо! Я счастлив, что они полезли в нашу литературу. Счастлив, что им это стало интересно. Что вдруг они пошли в кинотеатры не на «Парк юрского периода» или «Звёздные войны», а на «Анну Каренину». Если на Западе потихонечку крепнет мода на русскую литературу — пусть! Значит, они усматривают в ней некую сюжетность нашего прошлого, некую горячность.
Может быть, они вдруг почувствовали, что там — в Пушкине, Толстом или Чехове — кроется некий штрихкод счастливой жизни. И они хотят его расшифровать, передать зрителю. Потому что любой художник — в кино ли, в театре, — как бы он ни проклинал человечество, каким бы он ни был чернушным, должен всё-таки дарить свет.
Я могу рыдать, сидя в зале, я могу отдать все свои чувства, могу выпить нитроглицерин, успокаивая себя. Но я всё равно должен, выйдя после сеанса, задрать к небу свои красные глаза и сказать: «А что же дальше? Дальше — жизнь и свет!» Человеку в любой ситуации, во всех трагедиях всё равно нужно поднимать глазки к небу, веришь ты во Всевышнего или не веришь, иначе нам всем кирдык! И лица наши превратятся в конце концов в свиные рыла.
Любое искусство — будь это балет, живопись или скульптура — должно высекать эту искру света. А не заталкивать меня в болото.
А ещё, по-моему, западные режиссёры взялись читать того же Толстого, пытаясь вычитать там рецепт улучшения души.
***
- 10/11/2015, газета АиФ
О жизненных принципах
Мы, россияне, так устроены, что всё это кажется слишком повседневным, скучным, а нам нужны встряска, дрожь, стресс. И на телевидении — совсем другие герои, нам демонстрируют «яркие» личности. А в чём яркость? Украл миллионы, убил… Или показывают «элиту». Да откуда она взялась? Мы ведь все вышли из-под одного лоскутного, разорванного, революционного одеяла.
∇
…Мы ведь живем тревожно, напряженно, а так хочется сосредоточиться не на проблемах, а на спокойствии, экономии физиологических ресурсов, которые, может быть, еще понадобятся в борьбе с болезнями. Если это и немного искусственное взбадривание, все равно оно лучше, чем уныние. Я настолько к положительному настрою привык, что, если мне плохо, сам удивляюсь. Ну а плакаться кому-то в жилетку, жаловаться и ныть — никогда себе этого не позволю. Потому что понимаю: и другим бывает плохо, и у них такие же тяжести на плечах и в душе, так что же я буду еще и свое навешивать?
Не хочу напрягать мир. Несчастным быть легко, трудно быть счастливым!
∇
О вере и испытаниях
Насколько мне помогает вера? На эту тему выработал свою философию. Вера и религия – разные вещи. Религию можно назвать великой — космического избретения — игрой. Вера – не игра, а состояние души. Для меня первична вера, и она мне помогает. А вот храм для меня – это только предмет, дорога в храм – только маршрут, разговор с батюшкой – только диалог. Я могу слушать, но не принять, не понять, откланяться. Главное – не отрицать жизнь и ее испытания, а это можно только с верой.
Читайте также:
