2016 год – юбилейный для великого композитора Сергея Прокофьева и великого писателя Михаила Булгакова. Они родились в 1891, весной: композитор – в апреле, писатель – в мае. Оба – родом с Украины. Булгаков рвался за пределы страны, где ему было тесно, душно, – не пустили: об этом много написано. Прокофьев, напутствуемый Луначарским, счастливо уехал из постреволюционной России в 1918. Но он вернулся. Нет ни одной статьи, ни одной книги, посвященной жизни Прокофьева, в которой не ставился бы вопрос:

«Почему?» Почему вернулся из Европы – в несвободную страну в самые черные годы.

Была ли Судьба благосклоннее к нему?

Я категорически против бытового любопытства к биографии выдающегося человека. Но у каждого из великих есть такие жизненные моменты, о которых важно знать тем, кому они по-настоящему дороги. Причины возвращения Прокофьева в СССР так же значимы для понимания его творчества,  как, к примеру, причины дуэли Пушкина и Дантеса для проникновения в глубины последних сочинений поэта.

Датой окончательного приезда композитора в СССР чаще всего называют 1936 год.

Характерная деталь: он принимает решение остаться в своей стране накануне 100-летия со дня гибели Пушкина.

Есть в таком совпадении некая  двойственность. С одной стороны, это момент светлый: возвращение на родину было освещено именем великого поэта. С другой – словно мелькнула тень от тягостных последних дней жизни Пушкина.

1936 год стал самым пушкинским в творчестве композитора: он приступил к работе над музыкой к драматическим спектаклям «Евгений Онегин», «Борис Годунов», к кинофильму «Пиковая дама», над романсами на стихи поэта. После столь яркой, кульминационной страницы далее в жизни Сергея Прокофьева пушкинские ноты звучали неявно. А ведь могла бы родиться опера о Пушкине по булгаковской пьесе «Последние дни». Ее план обсуждался Прокофьевым и Булгаковым…

В конце 1920х-начале 1930х Сергей Прокофьев приезжал в Советскую Россию с концертами, приезжал, чтобы увидеть московскую и ленинградскую постановки оперы «Любовь к трем апельсинам». Даже получил советский паспорт. Конечно, это были официальные визиты, короткие визиты-праздники. Прокофьев не мог заметить ничего из того, что должно было насторожить его. Почти ничего. Крохотные «почти» все же мелькают в его дневниковых записях. Чтобы заметить, понять – требовалось время даже тем, кто жил здесь. В своем творчестве Прокофьев демонстрировал блестящие формы рационально-аналитической работы с музыкальным материалом, но он не был склонен к анализу практических жизненных ситуаций, тем более, к прогнозу их развития.

Композитор видел, что музыкальная жизнь на его родине кипит, его музыкой интересуются, она – звучит.

Для него была очень важна не просто возможность творческого самовыражения, но и общественный интерес, а именно: исполнение сочинений, полные залы на концертах, спектаклях, внимание прессы – одним словом, востребованность, признание.

Sergei_Prokofiev_03Стоит уточнить: композитор вовсе не стремился к таким проявлениям успеха, которые свидетельствовали бы об артистическом самолюбовании. Уже много было сказано о доминировании экстравертных качеств в личности Прокофьева. Это справедливо. Но есть еще одна деталь: наверное, до последних дней музыкант сохранил некоторую детскость в отношениях с внешним миром. Ему дороги были моменты похвалы, поощрения – и это, я настаиваю, детская потребность, а не «взрослое» тщеславие. Как бы в молодости он ни бравировал своим «равнодушием» к реакции публики, без диалога со слушателем, без живого отклика он не мог обойтись.

В Европе Прокофьеву было не так просто добиться щедрой похвалы: рядом находился Игорь Стравинский, «молодые французы». Интерес к композитору как к «музыкальной диковинке» из Страны Советов постепенно угасал. Он это чувствовал и стремился к другой ситуации. Может быть, это стремление сыграло важную роль в решении вернуться.

статья по теме: Сергей Прокофьев: вундеркинд, ставший гением

А что касается атмосферы, сложившейся в СССР… Михаил Ромм, с которым Прокофьев работал над «Пиковой дамой», писал: «Каждый день мы узнавали что-нибудь страшное и удивительное. Так что под конец стали уже сомневаться, на каком свете живем». В воспоминаниях Ильи Эренбурга, относящихся к 1937 году, есть такой момент: «Однажды в клубе <писателей > я встретил С.С. Прокофьева – он исполнял на рояле свои вещи. Он был печален, даже суров, сказал мне: «Теперь нужно работать. Только работать. В этом спасение….»

Можно размышлять о том, какую музыку писал бы Прокофьев, оставшись за рубежом. Кто-то скажет: не было бы того, что часто называют упрощением, отказом от себя. Мне кажется, что в созданных Прокофьевым еще в 1920х годах сочинениях – таких, как опера «Огненный ангел», Вторая симфония, – содержится такая высокая концентрация стилевой, языковой сложности, такое мощное опережение своего времени, что даже сегодня, в 2016 году, мы не вполне готовы воспринимать их объемно, целостно. Образно говоря, Прокофьев уже тогда видел ХХ век в перспективе, предвидел Шнитке, Тищенко, Щедрина.

Наверное, это звучит несколько цинично, но без тех трагических испытаний, которые пришлось преодолеть Сергею Прокофьеву, не родилась бы его гениальная Седьмая симфония.

При всей прозрачности в ней скрыта такая глубина понимания жизни, которая доступна только мастерам в их последнем слове. В ней и свет, и тень, и бездна, и ясная линия горизонта.  Прокофьеву нужно было пройти свой путь, чтобы для безмерного содержания найти простую, лаконичную форму. И в этом уж точно нет компромисса.

Был ли Мастер прав, вернувшись на родину?.. Рискну предположить: в Седьмой симфонии, последней, прощальной, он мудр и светел — как ни в одном другом сочинении.

Автор: Алевтина Бояринцева

Рекомендуем также:

АФАНАСИЙ ФЕТ. ПРЕДЧУВСТВУЯ ЖИЗНЬ…

ТОП — 10 ВЕЛИКИХ РУССКИХ КОМПОЗИТОРОВ

ЛЕГЕНДАРНЫЕ «80 МИНУТ» БЛОКАДНОГО ЛЕНИНГРАДА

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here