Взгляд в прошлое: обзор новогодней прессы конца 1916 – начала 1917 гг.

0
3027
imperator-nikolaj-ii-vyhodit-iz-vagona-liternogo-poezda-v-rajone-dvinska-1916-god
Император Николай II в районе Двинска. 1916 год

В 2017 году состоится юбилей одних из самых значимых событий XX века – февральской и октябрьской революций 1917 года. В истории нашей страны они ознаменовали собой те переломы, в результате которых многовековая Российская империя сменилась буржуазно-демократическим государством на первых порах и месяцами позже государством социалистического устройства.

Предвосхищало ли общество те события – две революции, – после которых навсегда ушла эпоха «старой» России – самодержавной монархии? Как оценивалась ситуация, сложившаяся в государстве накануне? Чего желала, на что надеялась и во что верила страна? За ответами на эти вопросы мы решили обратиться к новогодним выпускам прессы рубежа 1916 и 1917 годов, символически воплощающим собой контрольную точку осмысления пройденного и грядущего пути.

Главным событием накануне 1917 года была продолжавшаяся уже третий год Первая мировая война (1914-1918 гг.). Последняя оставалась заглавной темой не только повседневных, но и новогодних выпусков печатных изданий. При этом каждое из них подходило по-разному к осмыслению войны. Если общий мотив статей монархических и буржуазно-либеральных органов сосредотачивался вокруг лозунга «Война до победного конца», то та же социал-демократическая печать центристского и радикального крыла выступала за немедленное сворачивание военных действий и заключение демократического мира в первом случае, и за поражение своего правительства и превращение войны в гражданскую в случае втором.

Проправительственные издания особое внимание останавливали на успехах русской армии, отмечали ее полную боевую готовность и воодушевленность в целом:

«Чем дольше продолжается война, тем грознее и многочисленнее становятся ее вооруженные силы, тем неудержимее желание бойцов наказать дерзкого врага за нарушение мира. Кто знаком с настроениями русской армии, тот хорошо знает, что всякие разговоры о преждевременном мире лишь праздные слова»,– писали «Петроградские ведомости». (На пороге Нового года// 1917, 1(14)января).

Твердая вера в победу русской армии не сходила с уст газет-официозов:

«Мы встречаем Новый год с небывалой верой в благоприятный для нас исход войны, и эту веру дает нам картина непрерывного разрастания военного могущества Согласия (прим. ред.– блока Антанты) и неисчерпаемости его ресурсов». (там же)

При этом мысль о проигрышном мире встречала резкое противление. Показателен к этому отрывок из следующей статьи, в которой предыдущий 1916 год передает «эстафету» воинствующей непримиримости  грядущему году:

«А что такое мир? Мне непонятно!<…>Но даже не могу представить я, зачем мир этот, столь иных пленивший нужен./ Воинственным родился я, — ну, что ж! /Таким я и уйду со сцены. /Мне в слове «мир» мерещится лишь ложь, /В нем запах чуется предательства измены, /Когда оно из тех исходит уст, /Чей идеал- пожрать, кого возможно, да так, чтоб косточек был слышен хруст» <…> И вот шепнуть хочу я <…> Чтобы не раньше к слову «мир» склонил он (прим. ред. -1917 год) слух, чем не раздастся кличь «Победа!» (Уходящий (монолог старого года)//Новое время.1917,1 янв.).

Аналогичное расположение духа в отношении войны можно встретить и в некоторых относительно независимых и аполитических изданиях, среди которых и популярная массовая «Газета-Копейка». Вера в светлое будущее русской армии не принимает никаких альтернатив в лице проигрышного мира на страницах газеты:

« … Россия и теперь держит страшный экзамен – и каковы бы ни были вскрывшиеся ее недостатки и недохватки, но мы с гордостью видим, что ее дух — крепок и несокрушим<…> Ведь уже не тайна, что первый напор врага мы встретили почти с голыми руками- и сдержали его только безграничною доблестью народных армий. А с тех пор, как дружная и усердная работа на оборону подняла снабжение на нужную высоту,- получил ли яростный враг хоть пядь нашей земли? Он бессильно бьется у железных фронтов и, задыхаясь от злобы, прикидывается кротким агнцем- и предлагает мир. Но мы сами возьмем мир, когда свершится круг неизбежностей. Это будет мир победный и прочный — и хочется верить, что именно его принесет нам наступающий год. Мир и вне — и внутри. Колебаний и тумана было уже довольно, слишком довольно, пора, чтобы уже занялась светлая и бодрая заря нового бодрого счастья». (Газета-Копейка.1917, 1(14) января, X/№ 3045).

za-rodnoe-znamya-v-drovyanovskago

Нужно сказать, что «ура-патриотические» высказывания, фигурировавшие преимущественно в изданиях прогосударственной направленности, несли больше показной характер, не имея под собой реальных оснований. Идиллическая картина фронта развеивалась значительными потерями русской армии, непониманием солдатами реального смысла и целей войны, принявшей затяжной характер.

В дополнение к этому внутри самой Российской империи ускоренно разрастался кризис, проникая в экономическую, социальную и политическую сферы жизни. Снять его напряженность не могли уже даже такие значимые моменты, как ряд успешно проведенных военных операций, в числе которых знаменитый «Брусиловский прорыв» на юго-западном фронте, потеря стратегической инициативы Германии, в целом усиление блока Антанты, что, по оценкам многих современников, сулило и без проведения наступательных движений ближайшую победу над Тройственным союзом.

Война в то время становилась все менее популярной. Патриотизм, если и был отмечен в стране в первые годы Первой мировой, то к концу 1916 года уже практически себя иссяк. Об этом старались умалчивать монархические издания; об этом не забывали напоминать большевистские органы печати, дополнительно раздувавшие огонь пораженческих настроений. Так, совершенный перевертыш в оценке общей ситуации в стране и в частности на фронте являет собой большевистская (по преимуществу) газета «Социал-демократ». В опубликованном письме из Москвы, написанном не ранее 6 ноября 1916 г., говорится следующее:

«Настроение в рабочей среде — озлобленное, но озлобленность против войны, против правительства вынужденно прячется из-за военного положения. За каждую экономическую забастовку с рабочими расправляются круто: отправляют на фронт. Квалифицированных рабочих мучат до ужаса около двух месяцев; и возвращают опять на заводы. То же и в Питере» <..> В армии настроения, судя по разговорам с солдатами, таково, что на армию можно рассчитывать, если в стране будет восстание. Недовольства войной и правительством солдаты в разговорах не скрывают… Здесь, в Москве, нелегальная работа идет удачно…» ( «Социал- Демократ», 31.1.1917)

Стоит отметить, что с началом войны в стране была введена строгая военная цензура. Поэтому любые революционные настроения, в том числе направленные против доведения войны до победного конца, пресекались на корню. Представители партий левых и радикальных толков вынуждены были напоминать о себе подпольно – через нелегальные газеты и журналы, или, что чаще, через листовки и прокламации. Однако, несмотря на старания царских цензоров, оппозиционные организации все стремительнее набирали популярность.

doloj-vojnu

Империю шатало все сильнее. А в военные годы, как известно, именно сохранение стабильности внутри страны становится особенно важно, что в противном случае может негативно сказываться на ходе боевых действий и внешней политике в целом.

Наблюдая неразбериху в России, автор «Петроградских Ведомостей» – А. Вакуловский – отмечает совершенно иной опыт у других союзнических государств, которые к началу войны постарались устранить все дестабилизирующие изнутри моменты:

«Военная угроза, опасность, нависшая над союзными нам западными странами, крепко сплотила в них государственные и общественные силы. Узкопартийные настроения и убеждения английских и французских выдающихся деятелей потонули в сплоченной и общенациональной работе для торжества единого идеала-победы над врагом.
На Западе не расшатывают устоев государств перед вихрем пылающего пожара неслыханной войны. Там не домогаются первенства, не вносятся разрухи и смуты во внутренние дела отдельные партийные группы…».

Такая отечественная «оригинальность» вызывает недоумение у журналиста:

«И только у нас непрекращающаяся борьба партий, требование ломки всего государственного строя, полной автономии наших окраин – таких реформ, которые нельзя производить без глубокого потрясения всего государственного организма в дни, когда враг попирает столько наших губерний и ломится с завидным упорством еще в другие… 
Только у нас в годину исключительного народного горя наблюдается исключительная вакханалия цены на предметы первой необходимости, как точно рассчитанный план загасить народную энергию и патриотизм и вызвать тяжелую внутреннюю смуту. Либеральные купцы и промышленники на общегосударственном бедствии набивают себе карманы. Глядя на бар, ошалели у нас и мужики, предпочитающие закапывать в землю, но не продавать по установленным ценам, хлеб». (Новый год// Петроградские Ведомости. 1917, 1(14)января).

Приводимые данные не дают возможности ожидать чего-либо светлого в будущем, однако автор, ссылаясь на исторический опыт России, когда ей чудом удавалось выходить победителем из сложных ситуаций, стать могучей державой и не сломиться:

(«Или мы, на самом деле, – избранный Богом народ, носитель правой веры, который ни однажды на ступенях своего исторического бытия наказывался за грехи Провидением, но им же и спасается для новой лучшей жизни?»), – надеется, что и в этот раз по сверхъестественной силе, по провидению, она спасется; и в этом случае остается только одно – верить:

«В Россию можно только верить И крепка народная вера в свою несокрушимую силу, так крепка, что только на Руси в такое исключительное время допускается роскошь споров о политических вкусах и домоганий осуществления отвлеченных принципов…».

Спасение России автор видел в сохранении действующей власти, из чего желал ей в Новом году обретения «силы и устойчивости». Однако реалии того времени подсказывали, что шансы на осуществление задуманного были ничтожно малы. Авторитет царя падал с геометрической прогрессией, чему способствовали лихорадочные действия в управлении страной, проявлявшиеся в министерской чехарде, влиянии случайных людей на императорскую семью, прежде всего в лице неоднозначного «старца» Распутина.

Даже самовольное убийство последнего приближенным к монархии аристократическим кругом в середине декабря 1916 г. не смогло до конца очистить репутации Николая II, более того – еще раз подтвердило всю беспорядочность, творящуюся в верхах. Доверие к действующей власти ослабло до предела. «Во всем огромном городе,– вспоминал о настроении в Петрограде в конце 1916 – начале 1917 гг. (националист – прим. ред.) В. Шульгин, – не нашлось бы и ста человек, преданных старой власти». Грозовая туча, повисшая над Царским Домом, вот-вот готова была разразиться молнией.

nikolaj-ii-i-rasputin
Император Николай II пляшет под дудку Григория Распутина. Репродукция 1916 г.

Сохранять самообладание в такой напряженной ситуации удавалось далеко не каждому. Среди журналистов можно было встретить тех, кто сдавался в бессилии и выводил нестандартные призывы к плачу, больше походившие на крик отчаяния:

«И почему же не признать, что – да, пределы уже близки – и велика наша скорбь! Враг на русской земле, внутри – разруха и туман, «отечество в опасности», как возгласил мудрый и почтенный сановник. В такую ли минуту обольщаться мишурною ложью новогодних фраз, отделываться незначащею отпиской? Ныть! Надо уметь искренно сказать: чаша полна и давайте плакать!».

При этом автор продолжает надеяться на благоприятный исход войны, выводя это скорбное состояние духа в качестве главного поражающего орудия русских:

«Русское баснословие не знает Немезиды — богини, вдохновляющей к мести, но она знает «Деву Обиду», которая сеет горечь — но жнет — пожар. Пусть же от великой скорби, от «Девы Обиды» зажгутся наши сердца и мышцы испепеляющей силой, страшной и внешнему и внутреннему врагу! Пусть растет и ширится скорбь до тех краев, за которыми она переливается. Прочь лицемерие и успокоительные улыбки! Братия! Давайте плакать!» (Дева-Обида//Газета-Копейка.1917, 1 января).

Нестабильные времена накануне 1917 года вызывали у некоторых граждан ностальгические настроения по «старой» России с ее традиционными ценностями, нормами и обычаями. Люди стремились найти хоть какие-то остовы, которые смогли бы разрешить возникший хаос. И даже Новый год иногда превращался не в желание обрести нечто абсолютно новое, таящее в себе неизвестность, а в попытку возвратить элементы прошлого.

Так, автор нижеследующей статьи, будучи овеянный ностальгическими переживаниями:

«А лучшее ушло,  уходит, мы же становимся все хуже и хуже. Души наши черствеют, сердца наши потрепанные, слабо и безвольно колотятся в груди»,– предлагает иначе взглянуть на Новый 1917 год, не отворачиваясь с «холодным равнодушием от старого и всего пережитого»: «Мне теперь в старине новизна чуется – и кажется, что уходящие часы, дни и годы вместе с собой уносят живую душу человеческую, радость бытия нашего и плесенью покрывают надежды наши, удушливыми годами отравляют все чаяния наши».

В качестве одного из доказательств, подтверждающих, что прошлое хранит много лучшего, нежели то, что обнаруживается сейчас, журналист отмечает следующее:

«Прошлые годы унесли с собою жажду к настоящей свободе — не к распутству, не к вольностям диким, а к близкой (прим. ред.– неразборчиво) радостной свободе» (На Новый год//Газета-Копейка.1917,1 января).

Были и те – и таких к концу 1916 года становилось все больше, –  кто совершенно противоположным образом представлял себе становление ближайшего будущего, выступая за резкий отказ от прошлого и кардинально новые начала:

«От прошлого надо уйти <…> Так жить, как жили до сих пор – нельзя <…>. Возврата к прошлому нет. Корабли сожжены. Надо примириться с тем, что старое идет на слом, как рухлядь, ни на что не пригодная. Новое здание растет <…>» (Гнедич П. В Новый год!//Петроградская газета. 1917, 1 января, № 1.).
Одной из главных проблем со времен начала войны оставался финансово-экономический кризис, выражавшийся прежде всего в разрухе материально-промышленной базы, дестабилизации железнодорожных перевозок, дефиците топлива, нехватке товаров народного потребления, приведшей к их дороговизне. Особенно остро стояла проблема с продовольствием, порождая массовый голод в стране.

Обозначившись еще осенью 1915 года, уже к середине 1916 года продовольственный кризис достиг своего апогея. По оценкам Петроградских финансистов «75 % населения Российской Империи осенью 1916 года не имело возможности даже кое-как существовать» (Народные массы пойдут за тем, кто первый удовлетворит требования их желудка //www.istpravda.ru, 2014, 21 апр.)

Больше всех от этого кризиса страдали рабочие и беднейшие слои населения. Этого не могла не отметить и одновременно использовать во благо своей идеологии, состоящей в поражении царизма и превращении империалистической войны в гражданскую,– большевистская печать. В опубликованном в «Социал-демократе» листке «К пролетариату Петербурга», датированным серединой октября, сообщалось:

«Война ведется на истощение… Громадные барыши для кучки и нищету рабочим массам несет с собою война. Продовольственный кризис вызван «этой борьбой на истощение», для России к этому присоединяется еще разорение хозяйственной жизни».

После пояснения ситуации, шли прямые призывы пролетариата и рабочих масс к борьбе:

«Перед лицом общих причин, вызвавших кризис во всех странах, какие-либо частичные средства будут бессильны» <…> «Только объявив решительную войну войне, только остановив бушующий мировой пожар, человечество спасет себя от надвигающегося голода нищеты и вырождения. Другого пути нет!».

Дальше говорится о необходимости народным массам взять инициативу в свои руки, перестать терпеть и молчать:

«Чтобы устранить дороговизну и спастись от надвигающегося голода — вы должны бороться против войны, против всей системы насилия и хищничества». «Пролетариат Германии и других стран давно понял это и ведет борьбу с дороговизной на почве борьбы со всем теперешним строем, борьбу за освобождение и мир. Враг каждого народа находится в его собственной стране». «Товарищи! Мы призываем вас к борьбе» (Письма из Питера//Социал-демократ 1916, 30 дек.).

И народ в самом деле уже начал переключать свою борьбу на внутреннего врага. Свидетельством тому может служить небывалый подъем рабочего движения в 1916 году. Так, «число стачек возросло до 1542, а их участников — до 1772 тыс.» (Последний Новый год старой России// Коммунист). Рабочие выходили на митинги и запевали песни с призывами: «Вставай, поднимайся», выкрикивали лозунги «Долой войну» и подобное этому.

v-ocheredi-za-hlebom-ivan-vladimirov
Владимиров И. В очереди за хлебом.

В период экономической неразберихи в стране обнаружился небывалый рост спекуляции, чему способствовало непрерывное повышение цен на рынке. Опираясь на краткие отчеты о финансовых результатах крупных промышленных предприятий за прошлый год, автор одной из буржуазно-либеральных газет «Русское слово», при поисках ответа на извечный вопрос «Кому на Руси жить хорошо» приходит в недоумение от обнаруженных сведений:

«Они прямо ослепляют и оглушают. Оказывается, что для русских промышленников нет и не может быть большего счастья, как подвизаться во времена общего государственного и народного несчастья. Они должны приносить горячие моления за ниспослание небом войны и ждать всеми силами возможно долгого ее продолжения. Они делают за разными кулисами, в обществе разных лицедеев под аккомпанемент пушечного гула великолепные, грандиозные операции и прямо давят замученное великими бедствиями и экономическими недомоганиями население своими сказочными барышами. Теперь время изворотливых и счастливых единиц. Единицы, засучив рукава, чинно и с полным достоинством обирают с небывалым успехом и триумфом все 180 миллионов русского народа. Это проходит у нас незаметно, но это как Божий день ясно, когда вы заглянете внутрь упомянутого, промышленного эдема и хотя бегло разберетесь в нем».

Далее автор приводит конкретные примеры крупных промышленников, которым удалось заметно увеличить свои капиталы за время войны: «Скромные, умеренные барыши больших капиталистов в прежние годы, — прибыль в 8, 10, 12 %, — почти совершенно выходит из моды. Их заменила подавляющая, можно бы сказать, развращающая доходность больших окладочных денег. Теперь, заурядная их прибыль в 70, 80, 90 %.

Читая их официальное перечисление, вы только должны сплошь удивляться. Акционерное общество меднопрокатного завода какого-то Розенкранца, например, при основном капитале в 10 милл. имело чистой прибыли 7, 1 миллионов. Товарищество мануфактуры какой-то А. Каретниковой, орудуя капиталом в 3, 7 миллионов, нажило чистой прибыли 2, 4 милл. <…>. Годичная прибыль почти равнялась капиталу, от которого она произошла <…> Далее еще лучше. Прибыль обходит капитал и оставляет его позади себя, где-то в отдалении. Тверская мануфактура бумажных изделий, например, очистила прибыли 9,9. милл. При капитале в 6 милл. Товарищество латунного завода, распоряжаясь капиталом в 10 милл., нажило на нем прибыли почти 16 миллионов <…>» и так далее…
«Вот, – заключает автор, – кому на Руси жить хорошо». Пока Россия, «обобранная экономической и политической разрухой ходит по земле босиком, только одна ее крупная промышленность в красных сапожках щеголяет» (Кому теперь на Руси жить хорошо!//Русское слово. 1916, 30 дек.).

В непростое военное время, в период массового голода, изменяется и отношение к праздникам, в том числе к Новому году: грандиозные и помпезные справления этого события с привычными развлечениями, весельем, столами, ломящимися от яств, осуждаются как неуместное, пошлое, сродни «пиру во время чумы»:

«Нужно быть очень легкомысленным, чтобы при наличии всяких проклятых вопросов, от разрешения которых зависит будущая судьба как частной, так и общественной жизни, устраивать Новому году встречи. Шампанское, рестораны, столики, слуги и кавалеры во фраках (одни с салфетками, другие без оных), декольте, бриллианты, беспокойная ласковость взгляда и т.д. Боже, какая скука, какая пошлость. Сколько однако людей только и мечтали в последние дни о веселой встрече Нового года в стиле кабака и ресторана?»
«Можно ли представить себе чего-нибудь более неуместное, как эти встречи с фраками, салфетками и декольте, — ныне, когда решается судьба мира, отчизны, братьев, — наших кровных?» (Старое и новое//Петроградские ведомости.1917, 1 (14) янв.).

Подобное поведение публики, как правило, спекулирующей на военном времени, – ибо мало кто еще мог тогда себе позволить такой праздничный размах,– провозглашалось вопиющим на фоне всеобщего тяжелого положения:

«Рабочие, отдавая труд и здоровье отечеству, не находят чем утолить голод, их жены и дети проводят дни и ночи на грязных мостовых из-за куска мяса и хлеба, и в то же время взяточники <…>, блистая безумными нарядами, оскорбляют гражданское чувство отвратительным пиром во время чумы».  (Пир во время чумы// Петроградский листок. 1916, 3 декабря, № 333).

В свою очередь монархическая газета «Новое время» – как, впрочем, и другие официозы,– признавая спекулятивный характер многих промышленников, одновременно старалась обнадежить своих читателей, отмечая, что государство является оберегателем интересов народной массы и старательно «умеряет аппетиты капиталистов» (Новое время.1917, 1 янв.).

Однако все это было скорее лишь на словах. Истинная ситуация того времени говорила о другом: бал на рынке уже давно правила буржуазия, которая за годы войны сумела заметно окрепнуть и экономически, и политически. Государству же оставалось соглашаться на нередко грабительские условия частных предпринимателей, в руках которых была сосредоточена значительная часть военного производства.

«Из затраченных государством на войну десятков миллиардов рублей более половины находится в распоряжении торгово-промышленного класса», – сообщали Московские Ведомости (1917, 7 февраля). 

Резюме:

«В природе витает ожидание», – эти строки, сказанные в одной из статей относительно войны, как нельзя точно отражали состояние России накануне 1917 года. Конкретной картины видно не было, но предчувствие чего-то нового и неотвратимого присутствовало: «Чем ближе подходил к концу 1916 год, – вспоминал поэт Всеволод Рождественский, – тем явственнее ощущалась в воздухе надвигающаяся лавина каких-то еще небывалых событий». События, возникшие несколько месяцев спустя, действительно были небывалыми: с грохотом пал 300-летний Дом Романовых и вместе с ним все прежние идеалы и ценности «старой» России. Стране предстояло вступить в совершенно новую эпоху.

otrazhaya-epohu-hudozhnik-pavel-ryzhenko
“Отражая эпоху” Художник Павел Рыженко.

Автор: Ксения Косачкова

*Автор выражает благодарность Государственной публичной исторической библиотеке России за предоставление периодических изданий.

Нашли ошибку? Выделите ее и нажмите левый Ctrl+Enter.

ОСТАВЬТЕ ОТВЕТ

Please enter your comment!
Please enter your name here