Для чего я езжу в поездки по России? Увидеть сокровища русской архитектуры, полюбоваться несравнимыми пейзажами средней полосы, посмотреть на людей, так отличающихся от коренных мАсквичей и «понаехавших тут» новых столичных жителей, вновь и вновь почувствовать гордость и счастье, что живу тут, на этой русской земле, так часто бывающей неприветливой к своим обитателям. Каждый раз по-разному. Погода, настроение, душевные переживания в период поездки – все накладывает свой отпечаток.
Калининская область – непростое для меня место, здесь в начале сорок второго (именно так, прописью) погиб мой дед, обычный деревенский парень (даже не мужик, он был много моложе меня сегодняшней), вряд ли умевший профессионально стрелять из винтовки, призванный на следующий день после рождения своей младшей дочери из владимирской деревни на фронт.
В декабре 41-го участвовал в боях за освобождение города Калинина, попал в окружение, вышел из этого ада, а в ночь под Новый, 1942 год опять был брошен в бой. Строки из его второго и последнего письма домой, которое читали всей деревней: «Идут на нас несметные полки….» Соседка, слушавшая бабушку, обронила: «Не выживет, плохой у него настрой, боится он….». 1 января 1942 года был смертельно ранен и через несколько дней умер в полевом военном госпитале… В госпитальных бумагах, найденных уже сейчас, через полвека, скупые слова о характере раны, и все… Нет даже номера части, ошибка в дате рождения… Ржевское направление… Бойня, каша… Похоронен в братской могиле на гражданском кладбище (Бобачевский бор) на окраине Калинина (нет, не Твери, а Калинина). Поэтому каждый раз так или иначе в первую очередь думаю о нем, о тех событиях, которые происходили там.
…. По дороге в Тверскую губернию Александра Кошелева (активная участница проекта «Неизвестная Провинция») много рассказывала о событиях в районе Зеленограда-Солнечногорска – рубеже, где были остановлены немецкие войска, рвущиеся к Москве. Местные историки собрали много бесценного материала об этих местах. Уникальной была информация о даче Лавочкина – выдающегося советского авиаконструктора.
Строение уникальное как по архитектуре – оно вполне могло бы войти в учебники по истории дачного строительства первой половины XX века, так и людьми, проживавшими и работающими здесь. Увы, увидеть его можно только на старой фотографии. После смерти гениального конструктора дача была передана государству, некоторое время использовалась под нужды детских организаций, а потом, в двухтысячных, приехали бульдозеры….
Все в этой жизни нужно делать вовремя – смотреть, видеть, думать, помнить, хранить и передавать эту память….
Но вернемся к Тверской губернии.
Первая остановка – Городня, до Твери остается с десяток километров.
Стоящий на небольшом городище над Волгой белокаменный Рождество-Богородицкий храм – древнейшая сохранившаяся каменная постройка Тверской области.
Храм стоит на высоком холме, и фотографии не передают того величия, которое открывается с подножья этого холма, с берегов Волги. Вблизи и внутри − белокаменная мощь XIV века, с парадного входа − небольшая приходская церковь, в коей приходские жители приходят со своими требами – просят, молятся, отпевают… Настоящий храм.
Окраина Твери. Изящное строение второй половины XIX века, архитектор (по многим предположениям) – Л.Н. Бенуа, усадьба Сахарово. Усыпальница рода Гурко − полководца, героя Балканских войн, с любовью восстановленная приходским священником.
Этот же священник выходит к группе. Обычный, не очень молодой, улыбающийся мужчина, в черном одеянии священнослужителя и с перемотанным несвежим бинтом пальцем – домашние заботы, мастерил что-то и поранился. Здесь же музей И.В. Гурко – непрофессиональный, в единую кучу свалено все, что могло относиться к периоду помощи болгарам – картины, документы, оружие.
Лицо священника сияет − он с гордостью достает из витрины настоящий палаш того периода и дает приехавшим подержать и сфотографироваться. Экскурсантки наперебой фотографируются – со священником и палашом. Довольный экскурсовод говорит: «Ой, с вами так интересно! Вот у меня за год около 1500 школьников было! Так вот сложно мне с ними, я им про октябрьскую революцию, а они не знают, что это такое….» Дорвался, попал на благодарных слушателей.
Я устаю от его рассказов о крымской войне – не могу долго слушать лекции. Выхожу на улицу. Усадьба находится в огромном парке, рядом деревянный флигель, о котором батюшка ненароком бросил, что там лишь хозяйственный магазин. Впрочем, это то, что мне сейчас нужно. Пока бегала вокруг храма на Городне, босая нога наткнулась на сучок, палец нестерпимо саднит – заноза. Хозяйственный магазин – это спасение. Вхожу. Деревенский небольшой магазинчик всякой всячины, спрашиваю у девочки, сидящей за прилавком: «У вас есть что-нибудь типа иголки или булавки?» «Так что вам нужно, определитесь!» «Да занозу вытащить нужно!» Девочка заохала, мигом нашелся комплект советских булавок, девочка заботливо вытащила из сумочки свои духи, побрызгала на острие, усадила на стул рядом с окном – «Садитесь, здесь вам посветлее будет! Как же вас так угораздило?!» С занозой благодаря милой продавщице вмиг было покончено, можно было ехать дальше. А флигель действительно оказался уникальным – на фасаде очень хорошо сохранившаяся резьба. Уютный, добротный дом. А рядом – лужа, в которой местные жители соорудили фонтан, как в дворцовом парке.
Едем дальше. Савватьева пустынь.
Сам монастырь основан в конце XIV века, но от него ничего не осталось. В начале нынешнего столетия подвижники-священники восстановили храм. Новодел. Право каждого − любоваться, восхищаться, внимать. По мне − просто белое строение. Слишком красива, чтобы быть чем-то большим, чем просто новоделом-игрушкой.
А вот в 10 километрах отсюда – женский Оршин Вознесенский монастырь.
Настоящая женская обитель в тверской деревне. Тихо, покойно, белокаменно, рядом изрезанные наличниками дома местных жителей. Глаз радуется, душа поет. Пока вся толпа пыталась найти нужный ракурс, подошла к черным воротам. Показалось, что это и есть вход в монастырь. Ворота, однако, были закрыты. Вдруг откуда ни возьмись – монашенка – средних лет, худенькая, шустрая, улыбающаяся. «Что, войти не получается? А вы руку в дырочку протяните, и щеколда откроется». Я засмущалась – «Да как-то неловко у вас тут хозяйничать». Она открыла щеколду, мы вошли. Видно было, что монастырь живет своей спокойной тихой жизнью – небольшой амбар для скотины, огородик. Монашенка в очках деловито выговаривает какому-то мужику что-то о хозяйственных делах.
Казалось, что своим пришествием мы нарушаем эту размеренную жизнь. Я поспешила выйти за пределы обители, обошла окрестности. Где-то послышалось мычание − стадо возвращалось в деревню с пастбища. Второе десятилетие XXI века….
Полуразрушенная церковь чуть севернее Твери. Троицкая церковь в Романово.
Выстроена местными помещиками. Видимо, им хотелось быть лучше, ярче, краше. У них получилось. Церковь богато украшена декором в стиле барокко. Но… Это было тогда, полтора века назад. Время, люди почти ничего от того шедевра не оставили. Пройдет еще немного времени, и церковь разрушится полностью. А рядом – обычная для тверской губернии деревня – небольшая речушка, густо поросшая тростником и кувшинками, большие дома, украшенные наличниками и резьбой. Высоченный журавель (не журАвль, а журавель – колодец), луга, мальчишки.
Каждая область похожа только на себя.
И такие деревни я видела и много лет назад, когда ездила в гости к знакомым, и сейчас. Добротно, как везде в северных регионах, но это еще не суровая костромщина или архангельщина, еще средняя полоса. Поэтому и амбары не ко всем домам пристроены, и окна большие, как на владимирщине.
Две похожие друг на друга церкви XVIII века на обратной дороге в Тверь (Михайловское и Васильевское) – даже не стала бы останавливаться на них, если бы не росписи внутри – начало XIX века. Хорошо сохранились. Красота….
Вернулись в Тверь. Здесь остановка была лишь одна. Христорождественский монастырь. XIX – XX век.
Великое счастье, что Тверь у меня ассоциируется с Белой Троицей, а не с этим чудом архитектуры…. Случайно вырвавшееся определение у одного из экскурсантов «часовня убогая» вполне отражает ощущения от этого места. Если еще прибавить к этому статус места − кафедральный собор Тверской епархии, в котором идут главные службы, священники в праздничных желтых одеяниях (попали на субботнюю вечерю). Все искусственно и бравурно.
Ну вот и все. 2 часа по Ленинградке – и вновь Москва.
В Калинине я была теперь уже четырежды. И город мне не нравился, он был скучен. Объяснения подбирались простые – война уничтожила не только людей, но и город с его строениями, храмами… Первый раз до самой Твери мы не доехали – я была еще школьницей, мы поехали всей семьей – родители добились увековечения имени деда на доске воинского кладбища, и все ехали прямо в Бобачевский бор. Помню только, как сорвала по дороге охапку полевых цветов, больше ничего не помню – маленькая была. Второй раз приехали в 2010 году. Опять же, ехали к обелиску, но нашли время пройтись по Калинину. Было жарко – день Победы − майские дни часто сейчас выдаются очень горячими. И мы все равно шли к Белой Троице по сохранившимся старым улочкам Калинина.
В следующий раз, это было в прошлом году, в июле, проезжали через Тверь дальше, на Север, на Селигер. И опять стояла жара, над Ленинградкой кружили МЧС-овские вертолеты – гасили торфяные пожары, уже шедшие в сторону Москвы. И город показался неприветливым, выжженным, сухим…
Но сегодня, только проехав по улицам, почувствовала, что город – как родной – Белая Троица, Путевой Дворец, набережная….
В каждое место нужно возвращаться неединожды. И каждый раз это будет что-то новое, созвучное с настроением, мыслями. И каждый раз это будет новое «зачем»….
Автор: Хрущева Мария, старший научный сотрудник МГУ им. Ломоносова.
Рекомендуем также:
«Куда приводят мечты» — 15 фантастически красивых пейзажей России
