Чудно всё-таки слушать его. Говорит — словно сказку молвит. И как «голодовали», и как «прислушивалися». И как «корабель» по морю «идёть», и как паруса «стоять». Он и сам — будто персонаж сказки диковинной. Волоса длиннющие, борода косматая. Леший просто! Но леший добрый: коль уж смеяться начинает — взахлёб, словно щекочет кто…
Когда-то Конюхов сказку рассказал такую. Что, дескать, по морям, по океянам думает лет до 45 ходить. Потом будет картины писать. А в 55 скитаниям конец — в скит уйдёт. Две «пятерки» стукнуло, за 60 уж перевалило. Но разве усидит такой в четырёх стенах? Сегодня на Аляске, завтра — в Антарктиде, послезавтра — встречай, Тихий океан! Отец Фёдор и за тридевять земель, как у себя дома. Его четыре стены — это Север, Юг, Запад и Восток. Он рождён, чтоб сказку сделать былью.
— Плыву я, значит, через океан, лежу на палубе и думаю: а Стив Фоссет — это американец — летит вокруг света на воздушном шаре. Что он сейчас чувствует? И почему бы мне не полететь? Или такая мысль: о чём я стану думать, когда буду стоять на вершине Эвереста и рисовать?.. Жизнь захватывает. Ну, достиг я Северного полюса. На Эверест забрался. Вокруг света, опять же, «сходил». А вот лягу спать, бывало, и не могу уснуть. Чувствую: что-то не то. И только когда дошёл до Южного полюса, почувствовал: Земля крутится…
— Но сейчас-то что? Вот читаю: совершил четыре кругосветных плавания, 15 раз пересёк Атлантику, достиг всех пяти полюсов планеты… Всё уже изведано, покорено. И какой смысл?
— Не-е-ет, ты не понимаешь. Иду я — пусть даже тем же маршрутом, — а всё по-другому. Во-первых, яхта у меня другая. Была 11 метров, а сейчас — 27, представляешь? Гигантская! Тогда шёл — мне было 34, теперь — 60. Когда иду, я с Богом разговариваю: был один разговор, сейчас — другой… Или вот ещё. На Северный полюс я ходил три раза подряд. Первый раз — с Дмитрием Шпаро, в 1988-м, я новичок ещё был. В 89-м — с Володей Чуковым. Уже, можно сказать, лидировал, шёл впереди, ко мне прислушивались. А в 90-м я пошёл в одиночку. Все спрашивают: Федя, тебе там одному не скучно было? Не понимают, что я ведь ещё психолог. Когда шёл со Шпаро, мне интересны были айсберги, торосы — природу изучал. Второй раз я смотрел уже на людей: как работают, как переносят мороз, голод. А один пошёл — натянул на себя капюшон, чтоб глаза закрывало. Мне хотелось замкнуться и видеть под ногами только рисунки на снегу.
НЕМНОГО ЛИРИКИ
— Фёдор Конюхов: «Я вот часто думаю: почему вокруг света на яхте идут только спортсмены или ученые? А почему нельзя пойти вокруг света композитору, такому, как Алексей Рыбников, талантливому? Королёв в своих дневниках (мало кто на это обращает внимание) пишет: «Я бы хотел, чтобы первым космонавтом стал такой человек, как Михаил Лермонтов..» Почему Королёв так хотел? А я скажу тебе. Королёв мечтал, чтобы первый человек, который полетит, вернулся бы и всё рассказал. Представляешь, что написал бы Лермонтов о космосе! Вот и думаешь: пошёл бы вокруг света поэт, вернулся — книгу написал о кругосветном плавании, о мысе Горн… Пошёл бы композитор — и этот превратил бы в симфонию вой ветра…»
— Фёдор, сколько за год вы в Москве бываете? Месяц, два?
— По-разному. Бывает, по месяцу, а иногда и месяца не набегает. Я же приезжаю, уезжаю.
— А если бы, например, с вас подписку о невыезде взяли? Сиди, мол, Фёдор, и за город носа не кажи. Волком бы взвыли?
— Ну, запретили бы и запретили. Знаешь, о чём жалею в жизни? Мне всё-таки 60 уже, а я ни одной значимой картины не написал. Есть у меня задумки нарисовать серию картин об Эвересте. Сейчас подумал: если б были деньги у меня, если б спонсора такого нашёл, я бы снял гигантскую мастерскую, холсты бы поставил пять на пять метров… Или вот ещё: я девять книг написал — обычных книг, меня в Союз писателей приняли. Теперь вот понимаю: девять книг, а всё не то, что я хочу. Всё-таки дневниковые они. А мне хочется, как Экзюпери, — «осмыслить» все мои путешествия, всех людей этих, коих встречал: великих, малых. И написать философскую книгу, чувствую для этого в себе силы. Силы есть, а времени-то нет. Когда на яхте пишу, я не могу философствовать. Пишу-пишу, а паруса захлопали, и я выбегаю. Потом опять сажусь писать… Не то это.
— Ну, а в городе-то нормально ориентируетесь? Знаете, к примеру, сколько буханка хлеба стоит, пакет молока?
— Ой, сложно сказать. Только запомнишь — экспедиция. Приезжаешь домой, а тут цены все поменялись. На яхте «Формоза», скажем, я почти два года плавал, 508 дней. Возвращаюсь в Одессу, друг меня встречает. И на билет до Москвы даёт мне… миллион! В Одессу я улетал за 135 рублей, а обратно — за миллион! Один раз за мою поездку четыре премьер-министра в стране поменялось!
— А в Москве что удивляет больше всего?
— Ты, небось, думаешь, я Тарзан такой — с ветки на ветку перескакиваю, да? Конечно, я скучаю за чистым воздухом. (Сохранена авторская речь. — Ред.) Сейчас вот думаю: наконец-то завтра улечу, вздохну свободно. (Разговор наш состоялся за сутки до очередного путешествия Фёдора. — Авт.) Что ни говори, а там я на своем месте, там от меня всё зависит. Здесь?.. Если на метро еду, знаю: через сорок пять минут, к примеру, я в мастерской. На машине — не могу сказать: буду ли через полтора часа, через два? Встреча у меня, не встреча — какая разница? Встала машина, зажали её — «КамАЗ» стоит, «дует» мне в лицо выхлопной трубой. А я сижу, знаю, что замкнут, и ни-че-го сделать не могу. Конечно, я растерян. Вот что удивляет пуще всего! Заторможенность людская. Вот закрой сейчас глаза на секунду и представь, сколько машин едет по всему миру. Миллиарды машин, правильно? Все воздух отравляют. И люди ничего вокруг себя не видят. Автомобиль сто пятьдесят лет назад придумали, а что изменилось? Вот он: (показывает в окно. — Авт. ) четыре колеса, баранка, человечек сидит за рулем. Правильно? И погибает. Мы вот говорим сейчас, а тысячи людей в мире гибнут. Вот и думаю: зачем вот так все клепают и клепают одно и то же? Ну сделайте машину по-другому как-то.
НЕМНОГО О ПОЛИТИКЕ
— Фёдор Конюхов: «Мне часто говорят — Фёдор, а чего ты не станешь депутатом? А у меня брат Виктор, хороший такой парень, — рыбак на Азовском море. Приезжаю как-то к нему, в 70-е ещё (я в мореходке тогда учился). А он говорит, что в партию вступил. «Витя, — спрашиваю, — зачем тебе партия? Мы же моряки, отец у нас никогда партийным не был». А он мне: «Ты знаешь, Федя, мы сейчас дом строим, и шифер выдают только партийцам, а простым рыбакам не выдают, и чем крыть, непонятно. А я только вступил в кандидаты, и меня сразу на очередь поставили». И что ему скажи на это? «Правильно, — говорю, — Витя, что вступил. Шифер нужен». Ну а я-то не строю ничего, мне шифер без надобности. И на кой мне эти партии?..»
— Фёдор, но вы же современный человек, не Тарзан — сами говорите. Почему же машиной никак не обзаведетесь?
— По правде сказать, не заработал я на машину. На машину ведь ещё заработать нужно.
— Снова философствуете?
— Нет-нет. У меня ж зарплата 500 долларов в месяц. Да, дают мне ещё деньги. Но ведь не на квартиры-машины — на снаряжение, на собак.
— Да бросьте вы, кто ж поверит?
— Ну ладно, машину, допустим, купить можно. Другое тут. Думаю, когда я буду стучаться в ворота (дай Бог, конечно, чтобы это позже пришло) и апостол Пётр откроет, я встану перед ним, как и все мы, и буду проситься в рай. Хоть и грешен. И скажу лишь одно: я по своей воле не загрязнял воздух. Да и не нужно мне: на неделе я здесь, в мастерской. Мне говорят: Федя, а за продуктами съездить? Думаю: ничего себе, для магазина я буду держать машину?! Автобус ходит, метро. Какая машина?!
— Ну да: какая машина, если яхта имеется!
— Да при чём тут яхта?.. Ну, была у меня машина — подарили. А я уезжал больше чем на полгода, и куда её ставить? На автостоянку, правильно. Приехал через полгода — мне такой счёт выставили! А техосмотр ещё пройти, а страховка! И зачем, думаю, мне это? В следующий раз не стал на автостоянку ставить, во дворе машину бросил. Приезжаю: нет её. Вот и славно!
О ЖИЗНИ
— Фёдор Конюхов: «Тут, знаешь, у друга остановились под Тверью. Хорошо там: заехали с семьей на три дня, а остались на неделю. У Коли, сыночка моего, памперсы закончились. Ну, попросили знакомого отвезти в город. Купили всё, возвращаемся назад. Подъезжаем, а он вдруг бах — и остановился. Я говорю: «Гена, ты чего встал?» — А он: «Ворота!» Я смотрю: ворота открыты. «Ворота открыты, ты что, не видишь?» Он головой тряхнул: «На тебя бы посмотрел, если бы тебя восемь лет в психушке кололи, как меня!» Ни-че-го себе, думаю. (Конюхов аж сгибается пополам от смеха. — Авт.) Его восемь лет в психушке кололи, и он за рулем ездит! «А как права-то получил?» — спрашиваю. — «А чего там, — говорит, — я позвонил куда надо, мне и привезли». И сколько таких по Москве ездит…»
— Как вам люди в метро?
— В Москве люди — трудяги. Замученные, вымотанные.
— Угрюмые, серые, безликие…
— Не-е-ет. Знаешь, сидим мы как-то (это было в 2002 году) у бизнесмена одного в Англии. Он судоверфь свою держит, строит нам яхту. Кушаем, беседуем, новости смотрим. Показывают Путина. И тот говорит: дескать, все в России должны иметь высшее образование. Англичанин этот смеётся: ещё одна страна сейчас будет наступать на одни и те же грабли. Мы уже наступили, американцы тоже, сейчас и вы. Видели, говорит, кто у меня на судоверфи работает? Одни арабы. А почему? А потому что мы, англичане, все стали с высшим образованием. Мне, говорит, краснодеревщики нужны, плотники, маляры хорошие. А англичане все — юристы и экономисты. И кого я беру? Арабов! Путину нашему все в ладоши хлопают, а ведь это самая большая ошибка. Я считаю: на десять человек в стране один только должен быть с высшим образованием — тогда к нему уважение будет. А мой знакомый, слышь, всю семью свою сделал кандидатами экономических наук. Платит по 8 тысяч долларов, кто-то им диссертации пишет. (Конюхов аж захлебывается от смеха. — Авт.) Спрашиваю: зачем? А что, говорит, мне жалко 8 тысяч? Зато на визиточке — кандидат экономических наук. И всё по закону.
И от такого хоть в Арктику беги?
— Нет, просто ты говоришь: серые люди в метро, угрюмые. А я вот еду, и мне их жалко. Думаю: ведь благодаря им я джинсы свои ношу, печенье ем. А вот тебе история такая:
Танечку, дочку свою (она маленькая ещё была), спрашиваю как-то: кем ты хочешь стать? Я, говорит, буду музыкальным работником в детском садике. Но вот уже она в десятом классе. Все подружки куда идут? В экономический и юридический. Прихожу с плавания, и моя Таня на юридическом. Сердце не лежит, а учится — она старательная очень. Выучилась, в Америку уехала. Там, конечно, наши дипломы не «принимают». Она замуж вышла. И работает медсестрой в больнице. Говорит: нравится. Это её, понимаешь? И при чём тут юридический, а?
— Фёдор, вот вы часто о грехе говорите…
— Надо и тебе чаще говорить о грехе.
— Обо мне чуть позже, давайте о вас. Вы рассказывали, что один святой отец вам наказал весь остаток жизни простоять на коленях, чтобы замолить свои грехи. Когда нагрешить-то успели?
— Ну а ты? Вот скажи, сколько ты на свете прожила?
— 31 год.
— Так. Сколько раз ты о людях думала плохо? Сколько ты написала о людях плохо? Сколько ты отняла времени? Сколько своим бензином воздух отравила? Сколько полиэтиленовых пакетов выкинула? Если только это — уже встать надо и молиться. А представь: ты проживешь 60 лет. А я-то, мне кажется, не 60 лет прожил, а все 300 — по своим-то делам. Сколько я по миру поездил, сколько у меня друзей было, сколько их погибло. И по моей вине. Умер один от перегрузки — сейчас думаю: может, его не нужно было брать в экспедицию…
— Поэтому часовенку во дворе у себя поставили?
— Ну да, поэтому.
О ЛИЧНОМ
— Фёдор Конюхов: «Ну да, тяжело мне — семью подолгу не вижу. Но человек не может совершить чего-то важного в жизни, не нарушив какие-то границы. Хочешь жить с семьей и детьми? Ну и живи себе на здоровье! А если хочешь создавать картины, должен сутками пропадать в мастерской и писать отречённо. Или если денег хочешь заработать — деньги ведь тоже так просто не даются. Я один раз увидел Абрамовича — так, мельком, мы в Каннах были, на яхте туда приходили. Посмотрел на него и подумал: а он ведь тоже с семьёй мало бывает. Идёт — всё звонит, звонит… А яхта, кстати, у Абрамовича никудышная. Как моряк скажу: просто не вижу ей применения. Ведь что такое яхта? Она должна быть или скоростной, или мореходной. Чтобы ураганы выдерживала, шторма. А яхта Абрамовича, если пойдёт вокруг света, возле мыса Горн развалится. И ради чего? Что там, унитаз золотой? Ну, так его можно и дома поставить».
— И всё? Грехов как не бывало?
— Нет, конечно. Но знаешь, человек цепляется за соломинку, так почему не дать этот шанс?.. Вот смотри: нищие в метро. Кто-то скажет: зачем им подавать — всё равно пропьют. А мне бабушка одна сказала: нищим давать надо. Но давать так, чтоб самому жалко не было. Так он всё равно пропьёт, говорю, или другие у него заберут. Она: так это уже не твой грех будет. Конечно, я не всем подаю, и в этом тоже грешен. Бывает, бежишь, спешишь куда-то, некогда, денег нет, мелочи. А «крупные» давать жалко. Ведь если дашь большие деньги, то жалеть станешь, что дал. А это тоже грех.
— А перед женой нет вины? Не устала она от вашего образа жизни?
— Давай так: а разве твой муж не устал, что ты вот целый день тут сидишь?.. У каждого своя жизнь. Ну да, тяжело ей ждать. Но мы ведь с ней познакомились, когда я уже был путешественником…
